Валерий и Людмила ДЕМИНЫ

Сценарий документального фильма

«Главная победа генералиссимуса Суворова»

(кинофреска)

Приз сценарного конкурса МКФ «Покров» (г. Киев, 2007)

Русские солдаты – шеренга за шеренгой – колонна за колонной – строем (кадры из художественных и документальных фильмов) – от сегодняшнего дня – в великое прошлое: вот 45-ый, вот 14-ый, вот 903-ий, потом еще глубже в прошлое: 76-ой, 12-ый, 98-ой… – проходят эпохи, меняется военная форма, а дух русский – в этих простых лицах, в этих глазах светлых и в этих движениях ясных – дух всё тот же. Русский дух непобедимости, жертвенности,  не гордости, но любви, очищенный в глубине истории нашей памятью от всего несущественного и случайного…

Суворовские знамена полощутся на ветру.

Суворовские чудо-богатыри идут мимо нас, одним своим видом внушая нам и бодрость, и веру…

Наплывом – лицо старого воина, читающего книгу: свеча перед ним – живая, а само лицо – застывшее, написанное на полотне маслом.

От кадра  веет какой-то таинственностью…

Солдат – это видно и по бакам его и усам и по одетой на нем форме – принадлежит Русской армии начала ХIХ века.

Камера приближается  к его глазам… Потом панорамирует на руки, и мы читаем на раскрытой странице ясное слово:

«Суворов…»

Большое заснеженное поле. Уже вечереет.

Одинокий священник достает из автомобиля, стоящего на краю поля, епитрахиль и надевает ее поверх пальто. Из машины выходит юноша-алтарник и протягивает ему возженное кадило.

И вот они, проваливаясь по щиколотку в снег, идут по полю, на ходу хрипловатыми натруженными голосами творя поминальные молитвы. Издали едва слышно какие.

Время от времени священник останавливается и на разные стороны кадит своим кадилом.  Бледноватый дымок растворяется в воздухе…

Через наплыв появляется уже ночное поле – ни души…

Еще наплыв – и множество костров, разбросанных по ночному пространству, возгорается медленно…  (Мы как бы снова переходим в Суворовскую эпоху.)

Становятся слышны приглушенные голоса расположившихся на отдых солдат, треск бросаемых в огонь сучьев, отдаленные шаги, ржание лошадей… (Но это только в звуке – самих солдат и лошадей не видно.)

Второй экспозицией проявляется та самая книга на картине и за кадром начинает звучать голос Старого Воина.

ГОЛОС СТАРОГО ВОИНА.

«Запылали костры дров, и собрались воины каждой роты в круг, как одно семейство, поговорить с радостною шуткою о наступающем времени, часе, в который должно испить, кому приведет, чашу смертную…»

«Каждый чистил свою амуницию, оружие; пересматривали патроны, точили штыки и сабли…»

«День клонился уже к вечеру, а у нас в стане было тихо… Кто заснул, а кто слушал ротных знатных рассказчиков стариков: о прежних Крымских, Кубанских и Турецких походах… о сражении при Кинбурунской косе, о штурме Измаильском…И все о батюшке отце Александре Васильевиче Суворове!

Старики умели рассказывать, а молодые умели понимать да слушать…» (стр.6)*

Камера приближается к кострам, и до нас начинают доносится – то один, то другой, то третий – голоса рассказчиков, у каждого костра – свой голос…

ГОЛОСА СОЛДАТ:

— …Он прискакал, и – Суворову, запыхавшись: «Ваше сиятельство, у неприятеля есть орудия!» А отец наш и глазом не моргнул: «А я-то гадаю, где нам их взять! Добудьте у неприятеля, да его же и бейте ими!»… (слышен одобрительный смех солдат) Так и вышло… (стр. 78)**

— …«Немогузнайка» эта ему хуже горькой редьки!.. Спрашивает у меня: «Далеко ли отсюда к небу?» Выпаливаю, как из пушки: «Два Суворовских перехода!» Расцеловал. «Хорош глазомер!», — говорит. Так я и стал унтером.

— Потому как ежели бой, и всё в дыму, и всё кувырком, лучше неправо что рассчитать, где там враг и сколько его, чем на каждом шагу о немогузнайку свою запинаться.

— Экзерциция для ума – понимать надо!

— Ночью подъезжает к нашему бекету (пикету): «Сколько на небе звезд?» – Думал, кого врасплох застать, а тут – Савелич: «Сейчас перечту, ваше сиятельство. Раз, два, три…» До тысячи досчитал, Александр-то Васильевич прозяб на морозе, да и ускакал. А наутро и Савелич – уже в унтерах! «Перехитрил! – говорит – солдат генерала, на войне сие бывает к пользе!» …(снова смех).  (стр. 370)***

— Это отец проверял, знают ли счет! Ежели в разведку – в кустах сиди и считай неприятеля, до тысячи досчиташь, кондрашка и хватит! (смех еще громче).

ГОЛОС СТАРОГО ВОИНА.

— Многие из воинов в тот раз еще не видали его. И я тогда не видал… Во сне только. Сказывали мне – росточку, мол, он невеликого, а во сне дак явился богатырем – под самые небеса… И вот так вот возле костра сидим, толкуем… (стр. 8)  

Разговор вытесняет музыка.

Приближаясь, камера оставляет в кадре уже один костер.

Он всё ближе и ближе…

Возникает название нашего фильма:

«ГЛАВНАЯ ПОБЕДА ГЕНЕРАЛИССИМУСА СУВОРОВА»

 

часть 1. « РАССКАЗЫ СТАРЫХ ВОИНОВ»

Огонь в русской печи…

Старческая рука тянется в печь за горящей щепой.

Вечер. Крестьянский дом. Издалека доносится пение пришедших на посиделки к соседям деревенских баб.

Старый Воин извлекает из печи огонек, возжигает от него лучину. Он чем-то напоминает того солдата – с картины. (Из Суворовского музея.) На ходу продолжает начатый за кадром рассказ. Говорит, время от времени поглядывая в камеру – как бы обращаясь напрямую к незримому его слушателю:

СТАРЫЙ ВОИН

…Сидим, значит, у костерка, точим штыки и сабли, и рассуждаем… Авось, Бог даст, авось увидим родного нашего Батюшку!… Явись к нам, отец, и веди, куда хочешь, куда велено. И все мы до последней капли крови твои, не на живот, а на смерть! – Таково было желание, таковы были мысли воинов русских! И это святая истина… (стр. 8)  

 

Старый Воин, давно вышедший на покой и проживающий в своей Кончанской деревне (куда его в свое время определил из войск своих сам Суворов; об этом позже), готовится с пользой для дела скоротать нынче вечерок – сплесть корзину из ивняка – груда его лежит возле лавки, между лучиною и столом – сплесть, да заодно и нам рассказать про самого главного человека в своей жизни, про незабвенного своего Александра Васильевича.

Возжегши от горящей щепы лучину, Старый Воин садится на лавку возле окна, берет в руки начатую уже было корзину, да и задумывается…

На столе его лежит раскрытая книга – тоже похожая на ту, с картины…

«О как мы любили его! Даже те, кто его не видал, не слыхал, а лишь по рассказам видавших-слыхавших товарищей знал его. Человека можно знать и любить и не видя – царя, например, или предка своего, или героя знатного… И было за что обожать нам единственного в целом мире вождя… Называли мы его «Непобедимый», а то и «Великий». А чаще просто – «Отец» или «Батюшка»… Кто грамоту знал и письма своим родичам отписывал, слова эти с заглавной буквицы непременно начинал…»

Старый Воин на туманном стекле окна заскорузлым пальцем своим выводит это слово – с твердым, конечно, на конце знаком:

«Отецъ»…

Оно всё ближе к нам, и сквозь него видно фиолетовое небо с зарницами на горизонте.  Гроза приближается издалека-далека…

Наплывом снова появляется знакомое уже заснеженное поле с кострами…

Тихий гул голосов, треск костра, фырканье лошадей…

Разговор у костра невидимых собеседников продолжается:

ГОЛОСА СОЛДАТ:

— Вот так же уселись мы в кружок вечерять – как вдруг к нашему бекету подъехали казак с пикою и с ним человек в кительке с нагайкою в руках. – «Здравствуйте, ребята! Можно у вас переночевать?» – «Отчего не можно – можно! Милости просим к нам поужинать». Отведал нашей кашицы, похвалил, да и лег на землю у костерка. Часа полтора соснул, встал и велит казаку готовить лошадь. Тот так попросту отвечает: «Сейчас». Без всяких «сиятельств». А человек пишет по бумажке и дает нашему унтеру: «Отдай, мол, записку Кутузову, скажи: Суворов приехал». Покуда мы в себя пришли, он уж ускакал… Вот так впервые и удалось мне видеть Отца нашего… (стр. 64)**

— Не раз спал в изодранной своей шинельке вповалку с солдатами, это как есть. Довольнее бывал, коли не узнавали. Один раз посланный с пакетом остановил его: «Старик, как пройти мне к Суворову?» Тот скривился аж весь: «Без толку пакет ему отдавать, он теперь или размертвецки пьян, или горланит петухом». Посланный едва удержался, чтобы не огреть его палкой. «Моли Бога, старичишка, за свою старость, не хочу и рук марать, не русский, видно, ты, раз ругаешь Отца нашего» — и даже палку поднял. Старик – давай Бог ноги. А через час сей посланный на его квартире и узнает, на кого он тогда замахивался, бухается пред ним на колени. Суворов поднимает его и водкой подчует: «Помилуй, как это ласково: хотел поколотить меня за меня!» (Снова смеются солдаты.)

Камера плывет к следующему костру…

 «Не спалось… говорили промеж себя: что ж это! пойдем ли! Время уже, отец наш, время! веди!»  (стр. 34)

— «Словесный приказ о выступлении в поход был таков: «Войскам выступить, когда петух запоет. Идти быстро! Полк за полком по дислокации! Голова хвоста не ждет. Жителей не обижать!» — всё, коротко да ясно!…» (стр. 16)

ГОЛОС СТАРОГО ВОИНА.

— «Слышь ты, друг Шульгин!… солдатам спать час, два, потом умыться, и помолиться Господу Богу. Слышь ты, друг! Это петух не петух, он рано поет…» (стр. 16)

Старый Воин плетет корзину при свете лучины – за окном уж темнее, и гроза ближе – и продолжает  рассказ:

 СТАРЫЙ ВОИН.

— «И точно, часу не прошло, батюшка наш Александр Васильевич в сеннике своем ударил раза два-три в ладоши, и запел по-кочетиному: кукареку!!!  В ту ж секунду караульные при нем барабанщики ударили в барабаны генерал-марш, и звук труб, шум барабанов огласили воздух… Минут чрез пять услышали фельд-марш передовых войск. Уж Непобедимый повел их!…

 Кадры из фильма Пудовкина: начало похода. Звучат эти марши.

 ГОЛОС СТАРОГО ВОИНА.

— И так не прошло и четверти часа, как корпус, тысяч в четырнадцать, летел уже на смертный бой, с радостью в сердце, с надеждою на Бога и на Суворова, летел начистоту поколотить господ безбожников и республиканцев…  (стр. 17)

 Ночная гроза уже празднует свое громовое сверканье на всё торжественно-черное небо…

 ВЕДУЩИЙ[1] (он сидит за рулем джипа, который едет по ночной проселочной дороге в Кончанское, дождь и гроза – за стеклом. Он в джипе один.)

Прошлое нашей Родины озарено такими именами, что, узнавая его в свете истины, невольно повторяешь вслед за Суворовым: «Мы русские, какой восторг!»

Пусть враги наши, к нам затесавшиеся, глядя на пройденный нами путь, свои гноящиеся ненавистью глаза, объективы и кинокамеры вперяют лишь вниз, к нам под ноги, высматривая, где кто и когда оступился и где кто ползал в грязи и оставил за собой кровавые следы… Или пьяные, или куражные… Русские ясные взоры не должны вслед за ними склоняться долу, выискивая в том, что было, одни лишь ошибки и заблуждения, подлое только и низкое…

(Иногда, чтобы быть услышанным за шумом грозы и мотора, он должен говорить громче.)

Нам надо научиться прямо смотреть в лицо нашему Прошлому.

Вглядываться в светлый лик нашей Священной Истории, в которой было столько ненапрасных страданий, жертв, подвигов и побед.

И столько славных героев, дарованных нам Богом.

(Останавливается, чтобы проверить, не проехал ли он со своими речами поворот. Ветер из открытой дверцы сильно бьёт ему по лицу, он с наслаждением подставляет себя его потоку. Сдает назад: проехали!)

И один из самых славных – для всей Земли славных, на все времена – генералиссимус Суворов.

(Вот он указатель – «Кончанское». Захлопывает дверцу.)

Единственный из полководцев во всей военной истории, провоевавших всю жизнь и не потерпевших ни одного поражения…

Джип сворачивает по указателю, и машина проваливается в темное зево ночного леса. Свет ярких фар прорезает стволы дерев.

А там в небесах, в сверканье молний, при вспышках зарниц – как эхо нашей истории – идут солдаты, идут полководцы, идут святые вожди…

А вот мы снова в избе Старого Воина – гроза сверкает теперь за самым окном, дождь вовсю барабанит в ночное окно, а хозяин, знай, плетёт себе корзину и продолжает для нас свой рассказ:

СТАРЫЙ ВОИН.

– Петь по-кочетиному кукареку? Это странно!.. Проказничать Главнокомандующему? Чудно!.. Кто б еще взялся кроме Суворова? Хоть кто из полковников нынешних, не говорю про фельдмаршалов… Кишка тонка. Потому как быть юродивым, хотя бы малость – дело святых… И еще одно, угодно коли, скажу – как тогда и после того значительные люди, с высоким умом, судили и понимали эту странность. А вот как: внезапность и быстрота были первым правилом Суворова. Он никогда не подчинял себя времени, но само время держал в своей длани. Так оно и есть! Не угодно ли заглянуть в его катехизис? (стр. 17-18)

Воин меняет лучину на новую, берет книгу, лежащую на столе, и, найдя нужное место, читает:

– «Неприятель не ждет нас, поёт и веселится. А ты из-за гор высоких, из-за лесов дремучих, чрез топи и болота, на него, как снег на голову!»

Старый Воин поднимает от книги глаза и спрашивает нас многозначительно:

— Теперь понятно ли вашим, милостивые государи, высшим взглядам, что Суворов этим, для вас странным кукареку, по-своему скрывал от всех соглядатаев вражеских время движения полков, потому как его петух пел лишь в ему ведомое время. Иногда только лишь глаза сомкнём, уже доносится этот веселый клич, которому, верите ли, сердце воинов радостно откликалось…(стр. 18)

Старый Воин откладывает книгу в сторону.

Мы читаем название Приложения, на котором он оставил ее раскрытой: «Наука побеждать.  Сочинение Суворова» …

Ведущий под дождем с фонариком в одной руке и кейсом для ноутбука в другой, идет по ночной улице деревни Кончанской.

Подходит к отдельно стоящему музею Суворова, протирает для достоверности табличку с его названием, поднимается к дверям, ищет на притолоке ключ, находит, открывает, входит.

Мы вместе с Ведущим входим в помещение музея.

Пока Ведущий отряхивается от воды, снимает амуницию, объяснимся: этот музей будет собран из многих. Ведь наше повествование достаточно условно. Старый Воин в Кончанском живет в другую эпоху, но они с Ведущим помещены в одно пространство нашей фрески. В этом пространстве – Небо, Деревня, Россия, История, Киномир, рассказывающий о русской армии (кинохроника + игровые фильмы)…

И отдельно в этом пространстве – Музей.

Кадры, снятые в музее в Кончанском, в музее Суворова и в Русском музее в Петербурге, в Историческом музее, в Бородинской панораме, в Румянцевской библиотеке  в Москве надо смонтировать так, чтобы они выглядели как часть одного Музея – вот этого самого, нашего, с большой буквы, куда входит сейчас его хозяин – Ведущий. Он уже в новом облике, ну, скажем в свитере, в джинсах, вытирает платком еще влажное лицо,  внимательно оглядывается по сторонам. Общий свет не включает – так Музей выглядит интересней, таинственней. (Потом где-то включит бра, где-то посветит фонариком, где-то зажжет свечу…)

Видит на столе книжку – ту самую «Рассказы старого воина о Суворове», подходит, листает. Книжка открылась на названии Приложения:

«Наука побеждать.  Сочинение Суворова» …

Ставит на стол кейс, достает ноутбук, открывает его, включает, ручным сканером начинает ее копировать. На экране ноутбука появляется этот заголовок «Наука побеждать.  Сочинение Суворова» …

ВЕДУЩИЙ

Он имел право назвать так свое сочинение. Ведь его называли Непобедимым – и свои, и чужие…

За окнами все еще продолжает бушевать гроза.

Кому еще соединить дело и слово–   как молнию с громом –  в одну грозу грозную так вот удавалось, и не припомнишь сразу.  «Что делать» да «Кто виноват»  – по  присловью героя нашего:  много говорено, да мало сказано.

Гром и молния!

СТАРЫЙ ВОИН  (у себя дома).

Много говорено, да мало сказано.

Кряхтя, идет к красному углу в избе. Специально для нас достает из-за божницы большой сложенный лист и разворачивает его на столе: неумело нарисованная от руки карта России и Европы, с маршрутом жизни Суворова.

Вот перед вами вся его жизнь, походная, служивая, воле Божией и Государевой послушная – как клубочек разматывается – от победы к победе…

Наплывом возникают над картой кадры-кадрики из исторических фильмов («Чудотворец», «Дворец и крепость», «Тарас Шевченко», черно-белая «Капитанская дочка», «С.В.Д.» и др.): как рекруты строятся и делаются армией…

И вечные слезы матерей, и вечный сюжет:

солдат и строй,

казарма и смотр,

и тяжелое учение, чтобы легко было в бою…

(Но эта врезка здесь пока лишь конца 18-го века – начала 19-го, с тем, чтобы потом – от одной такой врезки к другой – мы снова постепенно возвращались из глубины времен в наше время.)

Карта России и Европы конца 18-го века. Это уже не самодельная, как у Старого Воина, а настоящая, старинная (точнее, написанная под старину). На ней – яркой линией – маршрут жизни и служения Суворова.

Над этим маршрутом теперь склонился в своем Музее Ведущий.

Карта расстелена прямо на полу, Ведущий передвигается по ней на коленках, освещая себе путь вдоль Суворовского маршрута электрическим фонариком.

Иногда, прочитывая географические названия, чуть не ложится на нее.

Вот начинает сканировать и ее.

ВЕДУЩИЙ (поднимая голову, задумчиво).

…как клубочек разматывается – от победы к победе…

Из 63 битв и сражений, в которых принял личное участие, не проиграл ни в одном случае – феномен, более неизвестный в военной истории. Разве что его современник адмирал Ушаков, но – это на море…

 

СТАРЫЙ ВОИН  (плетет корзину).

От победы к победе… Теперь вот сюда, а теперь вот отсюдова…  И корзину не сплесть, ежели вот так же не будешь стараться. Не то, что жизнь целую…

На экране дисплея – послужной список Суворова: чины, города, даты… (см. Приложение)

В полумраке на стенах таинственно мерцают какие-то картины и экспонаты…

Ведущий встает, оглядывается по сторонам.

Поднимает горящий фонарик…

ВЕДУЩИЙ

Его полувековое служение началось при Елизавете.

Фонарик из темноты выхватывает портрет Царицы…

Потом поплыли гравюры – вот Петергоф, маленький дворец, называемый Монплезир. Вот солдатский караул возле него…

Помните знаменитую историю с серебряным рублем? Елизавете Петровне понравился бравый солдатик при входе в Монплезир, как лихо отчеканил он перед ней «на караул». Она узнала, что часовым оказался на сей раз сын известного ей генерала Василия Ивановича Суворова, к тому времени уже вдовца (Саше было 13 лет, когда скончалась его матушка Авдотья Федосеевна). И неизвестно что больше тронуло сердце Императрицы: знакомая ли фамилия старого служаки, который был крестником и денщиком у ее отца Петра Первого, или молодцеватый вид его сыночка, наполовину сиротки… Словом, она протянула ему на память рубль. А тот вместо того, чтобы трепетно взять и поцеловать ручку, поблагодарив, ответил, что никак не может принять подарок Императрицы – часовым не положено по уставу принимать никаких подарков.

Царица милостиво положила рубль у его ног: «как сменишься, так возьми…» И уж запомнила этого солдатика на всю жизнь…

И он, говорят, тоже всю жизнь хранил этот драгоценный рубль… Хотелось бы верить, что это тот самый рубль, да вряд ли …

На карту там, где написано «Петергоф», Ведущий ставит игрушечного солдатика и перед ним кладет большой Елизаветинский рубль. Фотографирует композицию.

Потом высвечивает дальнейший Суворовский маршрут.

При Елизавете Петровне Суворов дослужился до подполковника. За это время, вон, и в Вене побывал курьером, и в Новгороде провиантами занимался, и комендантом города в Мемеле послужил (сейчас Клайпеда называется), и в Семилетней войне с пруссаками поучаствовал…

Берлин брал – мы ведь не раз занимали этот город, если оттуда исходила угроза…

Когда Императрицей была провозглашена Екатерина Вторая, чему поспособствовал и его отец, Суворова определили полковником. Ему было 32 года.

И далее – все 34 года царствования Великой Императрицы, от полковника до фельдмаршала – служение по всей стране, видите: и Новая Ладога, и Смоленск, и Польша, и границы со Швецией, и турецкая эпопея, и конвоирование Пугачева, и замирение Крыма, и одоление Оттоманской империи, и снова Финляндия, и снова Польша…

Препровождаемые Ведущим проходим по темным залам Музея, видим и портреты наших героев, и картины из жизни России того времени, и поля битв – но пока, только прикасаясь, как бы скользя мимо. Как бы первое знакомство с эпохой…

Когда он зимой приезжал в царский дворец, он вез с собой шубу, подаренную Императрицей – ему и в мороз хватало мундира, но перед тем, как выйти из кареты, он обязательно надевал шубу – из деликатности, ради Государыни…

И здесь к ногам оловянного солдатика, стоящего на географической карте – только теперь этот солдатик на коне, в мундире генерала – рука Ведущего кладет подарок ему от новой Царицы (по выбору режиссера и по его возможностям – пусть хотя бы игрушечные, шуба, звезда или шпага…)

Ведущий фотографирует и эту композицию.

При Екатерине Суворов приобрел репутацию – среди союзников и врагов – Непобедимого, но, как часто это и случается с великими деятелями,  женившись в 44 года на княгине Варваре Ивановне Прозоровской, потерпел крушение в личной жизни.

От неудачного брака осталась любимая дочь Наталья и сын Аркадий, которого вполне признал и полюбил лишь в конце жизни.  

Последние 4 года жизни Суворова, ставшие для него самыми драматическими,  прошли при Императоре Павле…

На этот раз перед солдатиком на географической карте рука кладет фотографию могилы с этой надписью: «Здесь лежит Суворов».

И снова – вспышка фотокамеры…

И все-таки это движение жизни поразительно именно этим: от одной победы к другой, и никак иначе… От победы к победе…

И далее потихоньку летим над Родиной за всадником оловянным, над полями ее и лесами, над маршрутами побед Суворовских…

Над Европой-старушкой…

И потом вновь над Россией-матушкой…

(Географическая карта – второй экспозицией, врезками клейм – соединяется с реальными пейзажами.)

ВЕДУЩИЙ (эту съемку можно провести в Историческом музее — перед огромным глобусом, купленным Петром 1-ым в Голландии)

Была ли среди этих побед самая главная, самая впечатляющая?

Серия коротких ответов историков и военных экспертов на вопрос: какая, по их мнению, была у Суворова победа главной?

Кто говорит: штурм Измаила и рассказывает про него,

кто называет, имея в виду, личное мужество и раны Суворова – сражение на Кинбурской дуге,

кто-то говорит о Рымнике и Фокшанах,

Вячеслав Сергеевич Лопатин, цитируя французского генерала, называет марш до Треббии и победу в трехдневном сражении на реках Тидона и Нура,

но все, конечно, даже рассказав о «своей» победе, в конце называют Швейцарский поход…

Камера плывёт – мимо маленьких туч, озаряемых маленькими молниями с игрушечным громом – всё плывет и плывёт низко – над огромной картой, над этими стрелками и кружочками, над реками и озерами…

По следу, по следу его судьбы – за стрелкой, за стрелкой его жизненного маршрута стремительно мчимся…

Старый Воин разглаживает на столе свою самодельную карту, осторожно, любовно, бережно…

СТАРЫЙ ВОИН

…как клубочек разматывается – от победы к победе…

ВЕДУЩИЙ (крутит глобус, свет от фонарика бежит по горам и долам).

Но были и победы, не отмеченные на военных картах. Может быть, они важнее.

Победа первая –  родился мертвым  и выжил.

Старый Воин продолжает изучение своей карты. За окном гроза и дождь уже кончились, только ветер и ночь…

СТАРЫЙ ВОИН

Считай, что мертвым – не дышал.

Он возвращается к своему прежнему занятию: плетению корзины – и продолжает:

Повитуха, та уж все известные ей манёвры предприняла для оживления младенца, а его набожная матушка, Авдотья-то Федосеевна, хотя и худо ей самой было – трудно давался ей сыночек ее единственный, едва Богу душу не отдала – но всё ж не о себе молилась более, а о том, кому жизнь свою передать хотела…

ВЕДУЩИЙ.

Наконец, почти мертвый младенчик этот  вздохнул и крикнул: «А-А-А!» Это и было, можно сказать, первое суворовское «ура» – его  победа первая.

СТАРЫЙ ВОИН

 Хилым он рос и болезненным, да и расточку был такого, что батюшка его генерал-аншеф Василий Иванович, даже и не подумал приписать его, как водилось тогда у дворян чуть не с пеленок – в какой-нибудь знатный полк.

ВЕДУЩИЙ

 Потом из-за того, что вовремя не был приписан,  Александр Васильевич долго еще отставал в чинах от своих сверстников-сослуживцев.

Высвечивает фонариком стеллажи со старинными книгами.

И вот вам   победа вторая. 

Мальчонка вырос и своим великим упорством – чтением книг, самых серьезных, про мудрейших вождей, про науку стратегию, военную экзерцицию, фортификацию и историю государственную, затем всяческой закалкой и упражнениями, языков многих усердным изучением – всем этим и победил родителей. Отвоевал:  идти ему по военной линии!

И батюшка его, Василий Иванович, хоть и сомневался, но записал его в Семеновский полк – «солдатом сверх комплекта».

СТАРЫЙ ВОИН.

Да, так вот… Малый да хилый отрок победил отцовское неверие!  В 12 своих годочков прорвался  на стезю воинскую… Был мал, да вырос удал. Даром тёзка славному царю Македонскому и святому князю Невскому… И было сие для него тоже – вроде как великий переход через «мысленные Альпы»  – хилости своей, малости – к богатырству нареченному. Не будь сей победы, и других бы не было.

(Осматривает, как получилось днище корзины, кое-где подправляет. И начинает плести боковину.)

И вот ведь интересный момент: в том переходе из одной колеи жизни в совсем  иную… ему помог знакомец отца его Аннибал! – «Черный Генерал».

В луче фонарика из темноты выплывает старинная гравюра, запечатлевшая переход войск Карфагена во главе с Ганнибалом, со слонами своими, с мулами – через Альпы…

Ведущий стоит и внимательно рассматривает гравюру, словно пытаясь из нее извлечь для себя какой-то ответ.

Потом переводит луч фонарика на соседнюю гравюру и видит другого Ганнибала,  царского генерала.

ВЕДУЩИЙ

Ганнибал, которого привезли из Африки в страну белых снегов, сделался крестником Петра Первого, так же, как и отец Суворова. Они дружили. И, предание говорит, что первым, кто прозрел призвание отрока и поспособствовал его переходу в иную судьбу   и был тот самый «арап Петра Великого», прадедушка великого поэта.

 

Подходит к окну (за которым ночь), в его отражении – почти как виденье – какие-то салюты из хроники (второй экспозицией – как намек).

 

Коли так, то в тех салютах, что в честь Суворовских побед потом расцветали, должна быть и черная африканская роза.

Интересно, что и в честь его прямого потомка Пушкина   салюты в небесах тоже гремели, словно в честь великих военных побед …  

Пусть мы увидим тоже, словно бы отраженные в стекле ночного Музея, эти кадры на праздновании 200-летия Пушкина, когда в московском небе салют рассыпался и народ на радостях кричал «ура!».

Наверное, единственный в мире случай такого признания поэзии!..

Жив Бог – жива душа моя.

И как отдаленный гром славы – не от человеков, а от самого Божьего Провидения, как знак и намек свыше, что у Непобедимого всё будет знаменательно и особенно, смотрите:

само имя древнего, из римских времен, вождя Ганнибала сделалось знаменитым на все последующие века и исторические столетия по причине великого похода его, Ганнибаловой, армии через эти вот самые Альпы…

 

Ведущий возвращается к той старинной гравюре, запечатлевшей переход Ганнибала с войском своим, со слонами – через Альпы…

 

И мы, конечно, всё это должны увидеть, и двух Ганнибалов, и  двух отроков, рассматривающих рисунки о знаменитом переходе, который не могли, хоть и порознь,  эти два Саши – и тот, и другой – не изучать…

ВЕДУЩИЙ.

Как круги на воде – слава прославленных: камень сокрылся давно, а вода всё волнуется.

И по кругам можно узреть, что центр был.  Была главная точка.

И у Суворова была главная победа – от которой круги –  по всей судьбе – от его рожденья до смерти…  Ради которой он и явился на свет…  

Где она? В чем?

Мы должны найти эту точку. Центр его жизни.

Ведущий проводит лучом фонарика по анфиладам Музея.

Весь фильм наш – об этом.

Подходит к своему ноутбуку и запускает программу поиска.

Поход, между тем, продолжается. Поход, переход. Тот самый, Суворовский, что расстоянием вполовину от Земли до Луны…

(Кадры из фильмов – два ряда:

один – всё те же Суворовские чудо-богатыри,

другой – рекруты: уже начало ХХ века, приближаемся к кинохронике, к Первой мировой…)

Звучат голоса солдат:

— Шибко шли мы в темноте часов пять, без привалу, то есть ни на минуту не останавливаясь. Кто уставал, тот выходил из фронта в сторону, и отдыхал несколько минут. Устававших до упаду собирал арьергард, состоящий из конницы, пехоты и а артиллерии, и вез на подводах…

— Была полночь ясная, теплая. Мы остановились при речке на лугу, и заснули так, как шли, рухнув. Но чуть заря показалась, мы, умывшись и помолившись Богу, уже опять были готовы к походу. Все отставшие поотдохнули и были уже в строю.

— Конница наша с своею артиллерию была впереди, от нас верстах в пятнадцати. Артельные наши повозки с кашеварными котлами под прикрытием конного отряда понеслась вперед. Тихо без шуму двинулась вся масса пехоты, и шибко пошла. (стр. 19)

— И так в одиннадцать часов нашего движения под ногами у нас промелькнуло слишком за пятьдесят верст. Да! Это чистая истина! – вечером в семь часов мы вновь двинулись, и таким точно образом – с сохранением строго порядка шли несколько дней, нигде не ночуя и без дневок. (стр. 21)

Вот и советское время – пока еще довоенное: провожание парней в армию. Песни, пляски, провожания…

За кадром звучат голоса солдат, продолжающих свой рассказ о Суворове:

ГОЛОСА СОЛДАТ:

— Повсюду было тихо, спокойно как в своем краю… Одно сено, стоявшее на полях, у жителей брали для лошадей, да и то делалось это лишь по крайней необходимости… Управляющие имениями из окружных по дороге селений просили для покоя охраны. Им давали надежных солдат, таковых из полка ежедневно человек по восьми убывало. Но трудно было найти охотников до жизни покойной и обещавшей роскошь. С горькою досадою, и даже со слезами на глазах, назначенные оставляли своих товарищей. С тоскою садились они с помещиками в пышные стародавние коляски и укладистые брычки… (стр.22)

— В эту ночь был почетный караул при Суворове из нашего полка… Отец наш, поужинавши, спал с вечера часа два, потом до свету не смыкал глаз, выходил часто из палатки, смотрел на стан своих богатырей, покоившихся сном, тихо разговаривал с часовыми и караульными. «Тише, тише говорите! Пусть спят витязи!» (стр. 32)

И снова кадры из фильмов – те самые два монтажных ряда:

один – про Суворовских чудо-богатырей, продолжающих «идти до Луны»,

другой – рекруты, но теперь это уже рекруты для Великой Отечественной…

Звучит песня «Спят солдаты».

И мы видим этих уставших, этих спящих русских солдат – защитников Родины всех веков…

ГОЛОСА СОЛДАТ:

— Все мы как под венец надели на себя чистое белье, и ждали исполнить волю Александра Васильевича. Пред полуночью был поставлен близ огней наших ротный образ Святого Угодника Божия Николая Чудотворца, и затеплена пред ним свеча в фонаре… «Слышите, дети! Надобно нам, как христианам, как русским, помолиться Господу Богу и его святому Угоднику, попросить милосердия о победе над врагами… Да и помиримся со всеми. Слышите, друзья мои! Это хорошо будет, это по-нашему, это по-русски, это нужно!».. Отец наш начальник опустился на колени, и вся рота за ним тож сделала. Всякой, воззревши на образ Угодника, тихо про себя творил с душевным умилением Господу Богу молитву, и падал челом своим к земле…

— Не в одной нашей роте, но в целом полку, да и во всей армии приносимо было Господу Богу Создателю моление…

— Слышите, дети! В драке помнить Бога, напрасно неприятеля не убивать, они такие же люди, бить храбро, дружно вооруженного неприятеля и слушать моего голоса… (стр. 47-48)

И вот уже кинохроника Великой Отечественной (считаю, что здесь, как и раньше, допустимы также и кадры из игровых фильмов об этой войне – их море). Хроника это будет или игровое кино, но пусть это будут такие кадры, чтобы они подходили к тому, о чем рассказывают нам голоса Суворовских солдат:

— В три часа мы стали во фронт, и с тишиною двинулись вперед… Между нами тишина была гробовая. Мы были так близко к неприятелю, что ясно слышали отклик его наружных часовых. И говор в неприятельском укреплении, как прибой волн морских, гудел.

Вдруг взвилась сзади нас ракета, лопнула, и тысячи искр, и сотни звезд, рассыпались и заблистали в темной высоте. Всяк из нас, перекрестясь, сказал в душе своей: Господи, благослови и помилуй! …

На батареях неприятеля засверкали огни, и в мертвой тишине раздался гром выстрелов из пушек светлыми ядрами. Вся окружность была ими освещена, закипели, зажглись ружейные выстрелы… Крик наш и наших резервов – ура! – поразил ужасом неприятеля. Бедняжки! Они нас не ожидали… Бой барабанов, звук труб, крик наших и крик врагов всё это с громом стрельбы сливалось в страшный, неизобразимый гул.

Это было представление света…

— Александр Васильевич следил за ходом штурма, он был слишком близко нас… (стр. 49-52)  И лично распоряжался сражением. Быстро разъезжая, он везде был. Все воины видели его и все воспламенялись его словами: вперед! Коли! Руби! Бей! Не давай опомниться!… Поистине, воины творили чудеса в его глазах, потому что невыразимо любили его всею душою… (стр.27)

— Сражение сильно кипело. Жар в воздухе был чрезвычайный: у ратников Царя Русского запеклись уста. Изнемогали они от устали… Третий день сряду быть в бою? Найдете ли подобное? Ни древность, ни новое время вам сего не представят… (стр.134)

Вот мальчик или медсестра в палате тяжелораненых читают им книжку, может быть – о Суворове…

— Враг превосходил нас числом вчетверо. Почти непрерывно шла штыковая работа… Александр Васильевич беспрерывно шибко ездил по линии боевой, и своим присутствием вливал в нас новую силу…(стр.134)

— А вздумали отступать, он в середину их, и между ними носясь, повелевал громко: «Заманивайте!… шибче!… Бегом!..» и сам был на виду впереди отступающих… Шагов полтораста. Наши, отца увидев, ободрились, как львы, при отступе клали на упокой налетов врагов… «Стой!» — крикнул враз Суворов, и линия отступающих остановилась. «Вперед!.. Ступай! В штыки! Ура!», и все наши кинулись вперед, и он, отец наш, был впереди всех…  (стр. 132)

— Ей-Богу, сделалось чудо! Оружья, до того худо от запекшегося пороха стрелявшие, вдруг стали снова стрелять!  люди, от усталости едва переводившие дух, оживились, всё воскресло, облеклось в новую силу… Беглый огнь наш усилился, ратники мои неслись из рассеянной линии в совокупность, и вся линия моя по его воле шибко бросилась вперед… И победа над врагом была несомненна… (стр.136)

Здесь могут быть виды и панорамы «пейзажа после битвы» —  на фоне Великой Отечественной, думается, как-то по-особенному щемяще будут звучать эти рассказы:

— Утомленный старец, отец русских богатырей, слез с лошади, лег отдохнуть, прислоняясь спиной к огромному камню, и наблюдал движение боя… (стр.134)

ВЕДУЩИЙ (повторяет, словно пытаясь и запомнить, и насладиться еще раз этими словами воина, высвеченными на экране ноутбука.)

— «Утомленный старец, отец русских богатырей…»  Это ведь не слова, придуманные нами, они отсюда, из этой книги воспоминаний взяты, реального воина суворовского… Старков Яков Михайлович… Из солдат. При жизни Суворова получил чин сержанта, потом до полковника дослужился. Вот его портрет… А это Илья Осипович Попадичев, дослужился до обер-офицеров, воспоминания его тоже записаны… «Рассказы старых воинов»… Эту книгу и читает наш Старый Воин… Читает и вспоминает сам… Слова такие не придумаешь, они рождаются из великого духа. (Ведущий наклоняет голову к книге, лежащей рядом с ноутбуком и медленно перечитывает) Утомленный старец, отец русских богатырей слез с лошади, лег отдохнуть, прислоняясь спиной к огромному камню, и наблюдал движение боя…

Какой контраст, помните: картинно сложенные на груди руки, одна нога на барабане?

Наполеон!

А вот он уже на Кремлевской стене. Нервно ходит, наблюдая за горящей Москвой  (фильм «Кутузов»).

И снова битва под Москвой с фашистами.

Вот Курская дуга – после боя…

Вот надписи на Рейхстаге.

ГОЛОСА СОЛДАТ:

— Итак часа за три до полудня всё было кончено. Сорок тысяч неприятельского лучшего войска со страшными своими укреплениями с сотнями пушек не существовало…

— Мы осмотрелись. Господи Боже наш! Какой ужасный вид! Все ратники были в крови, все места, где кипел бой, устланы были толпами раненых, куда ни глянешь – ровно помост убитых… Непреодолимые укрепления, воины дивились, каким образом они их одолели? Только Бог и Суворов! (стр. 55)

А здесь может появиться хроника парада Победы на Красной площади в 1945 году…

— Между тем как собирали раненных и пленных, отец наш, утомленный, проведший без сна несколько ночей, подъехал к дереву, стоявшему на бугорке, слез с лошади, и, перекрестившись, сказал: «Слава в вышних Богу!», выпил свою порцию водки, и закусил сухарем. Бессменный казак его Иван постлал ему плащ его, положил вместо подушки свои походные сумки, и Александр Васильевич, легши на приготовленную постель, заснул богатырским сном. Мы же, увидевши это, собрали знамена и штандарты, взятые у неприятеля, и тихо составили из них вокруг спящего вождя шатер, сделавший для него тень от солнца…

То-то Александр Васильевич, проснувшись, удивлен был и обрадован этою тенью: «Помилуй Бог, как это хорошо! Матушка наша порадуется, когда получит от нас эти трофеи, и скажет нам всем спасибо!» (стр. 28)

— Во всех полках пели песни, играла музыка, и радость сияла в лице каждого воина…(стр. 31)

— В один из протекших дней было по колоннам благодарственное Господу Богу моление за победу над врагами. Воины молились усердно…

Александр Васильевич при этом беспрерывно с сердечным умилением клал земные поклоны… (стр. 60)

ВЕДУЩИЙ (высвечивая один из экспонатов его Музея, полученных от дочери маршала Шапошникова).

Эта иконка, которой его благословила мать, была под кителем у маршала Шапошникова, начальника Генерального штаба ставки Верховного Главнокомандующего, всю войну. Она была с ним на фронте и  на всех совещаниях в Кремле. Об этом нам рассказала его дочь. 

Смотрит за окно, где видна деревянная церковь – под ясными звездами. От грозы уже – только гром дальний, да светлые под Луной капли с темных листьев…

Эту церковь построил в Кончанском Суворов. Вернее, это точная копия той – восстановлена в наше время.

А в походах у него всегда была походная церковь.

Даже в советском фильме о вере его не могли не сказать.

Мы видим эти кадры, где советский Суворов говорит: «Бог – наш генерал»…

Старый Воин, между тем, уже доплетает свою корзину.  И говорит –  как бы в подтверждение солдатским голосам:

СТАРЫЙ ВОИН

Александр Васильевич молился с войсками и утром, и вечером, а уж после сражения благодарственный молебен – это уж непременно. Тут у меня и молитвочка его есть записанная…

Старый Воин приподнимается, достает из-за иконы еще одну затертую бумагу и, поднеся к лучине, зачитывает:

«Всемогущий Боже! Сподобившися святым Твоим промыслом  достигнуть сего часа, за все благодеяния, в сей день от Тебя полученныя, приносим благодаренное, а за прегрешения наше – кающееся сердце…Молим Тя! Ко сну нас отходящих покрой святым Твоим осенением. Аминь.» (стр. 31)

 

Старый Воин, перекрестившись, кладет бумагу на место.

Внезапно замирает, вспомнив о заданном нами вопросе.

 

— Про главную победу Генералиссимуса спрашиваете?… У него все победы главные, потому как – раз «Бог – генерал», так у Бога неглавного не бывает, верно? Раз имеешь ум разумный, разбери и дела Божии. Так оно или нет? Всяк про себя, а Господь про всех.

 

Задумывается. Кладет уже сплетенную корзину в общую стопу. Наконец, произносит:

— «Главная победа»… это долгая песнь!.. – идет, шаркает ногами. – Эх, было времечко, целовали нас в темечко…  А положат в гроб, целовать будут в лоб. Пора, однако, к Морфею… на репетицию… – И задувает лучину. – Александр Васильевич говаривал: спать – значит, смерть репетировать… –  Старый Воин идет к своей постели, ложится. Лежа продолжает рассказ. – Театр очень любил. После церкви первое дело для него, конечно – служба воинская, а второе – книги, стихи да театр. Свой заводил, да. Пение всякое… Я и то роль играл. Герострата, который Артемидов дворец сжег, чтобы прославиться… (На губах его появляется слабая улыбка воспоминаний, но он тут же гасит ее, накладывая на себя крестное знамение.)  Не дай Бог предать Христа целованием в уста… (После паузы.) Утро вечера мудренее, однако… (И поворачивается на бок, давая нам знать, что ему и вправду пора к Морфею на репетицию.)

ВЕДУЩИЙ  (глаза у его закрыты).

Утро вечера мудренее…

(Он сидит в Музее, посередине темного зала в кресле, закинув голову к потолку.)

Это неправда.

(Медленно открывает глаза.)

Часто утром суетой дня смывается то, что с таким трудом пытаешься собрать в своем уме по ночам. Собрать, соединить, сфокусировать…

Знаете, как в детстве –  линзой выжигаешь на своем деревянном мече свой боевой знак. У меня была буква «С» – как у суворовцев на погонах. Отец побывал суворовцем, а у меня вот  – мечтал – не получилось. Проиграл свою «главную битву» маме.  

А, может быть, просто стезя моя была не та… а вот эта: делать фильмы…

И вот ночью, думаешь, вот так же удастся собрать свой ум в точку, сфокусировать всё, что ты знаешь о своем герое. Чтобы как-то выжечь на этой пленке знак его жизни, узнать его тайну… 

Поэтому мы и снимаем здесь ночью – днем всё рассыпается…

За окном небо очистилось. Всё – в омытых грозой ярких звездах.

Выйдем в ночь.

Посмотрим на темные контуры влажных лесов и полей.

Увидим луну (до которой так и остались по сей день два суворовских перехода).

Услышим умиротворяющее цвирканье кузнечиков и отдаленный лай собак…

Беззвучно мелькают известные кадры 45 года Салюта Победы в Москве… Это как бы сон русской земли – то ли предчувствие, то ли воспоминание…

Старый Воин всё не может уснуть.

Лежит в постели, глаза открыты. Думает…

Мы слышим его мысли.

ГОЛОС ВЕДУЩЕГО

Старый Воин не мог уснуть, всё лежал в темноте и думал…  «Победа главная, эх!.. (После паузы.) Смысл не солянка: ложкой не расхлебаешь…» 

Ему вспомнилась Новия, как, вышедши из этого местечка в строю своего батальона, он увидал по бокам от дороги на большом пространстве до самого края горы множество поколотых тел неприятеля. Их так там много было, как на самом урожайном поле не могло быть столько снопов сжатого хлеба. Они лежали всплошь почти один подле другого. И между ими кое-где изредка лежал русский ратник. – Боже мой! что за отвратительный вид, что за страсть душу ужасающая, были лица безбожников, павших от штыков русских!.. Видно, что эти безбожники и в час своей смерти не призвали имени Господа Бога, и отверженные пали. Напротив, русские убитые лежали с лицем чистым, ясным, точно как будто почили сном… И дивное дело – никто не пал из них лицем в самую землю – у всех были покойные лики, обращенные к небесам… 

ВЕДУЩИЙ (теперь он в кадре, мы видим, что он просто читает – ту самую книгу).

Проходя сие поле смерти, гренадеры снимали с головы своей колпаки и, крестясь, творили молитву милостивому Богу, просили у Него благости: своим – Царства Небесного, а французам заблудшим – помилования… (стр. 168)

То самое поле, где священник кадил, где горели костры – костры теперь все выгорели, только легкий дымок вьётся и да пепел под луной в снегу чернеет…

Старый Воин тоже лежит лицом к небу и словно всё вспоминает товарищей павших.

ВЕДУЩИЙ (опираясь локтем о стекло, положив на свою руку голову, всё смотрит в окно, в черноту ночи).

Может быть, эти ясные и чистые лица погибших русских солдат, обращенных к небу, как потом это и опишет в своем знаменитом «небе Аустерлица» русский писатель, и были той самой главной победой Суворова?

Ведь это же были его дети.

Дети одной с ним веры и чистоты.

 

Пусть увидим мы в отражении это «небо Аустерлица» из фильма Бондарчука и услышим эти слова Наполеона: «Какая красивая смерть…» (образ Суворовского антагониста – генерала Бонапарта нам еще пригодится в этом повествовании)

Вот его, Наполеоновская, посмертная маска – черная, как и его след на этой земле – выплывает из темноты… (Она хранится – одна из трех, существующих в мире – в Краеведческом музее Зугдиди).

Какой потрясающий, невыдуманный контраст с посмертной маской Суворова!

ВЕДУЩИЙ.

Так и он сам лежал в урочное время, в свой смертный час.

Все эти посмертные маски – часть нашего Музея…

Здесь и Пушкин…

Они были современниками – хотя бы год: Суворов и Пушкин.

Два гения – воин и поэт – чьи лица на смертном одре выразили какую-то единую мысль, таинственно отпечатавшуюся в этих масках.

Эту мысль можно увидеть, даже не понимая ее.

Вот как описал ее Жуковский:

«Что выражалось на его лице, я сказать словами не умею. Оно было для меня так ново и в то же время так знакомо! Это был не сон и не покой! Это не было выражение ума, столь прежде свойственное этому лицу… нет! какая-то  глубокая, удивительная мысль на нем развивалась, что-то похожее на видение, на какое-то полное, глубокое, удовольствованное знание. Всматриваясь в него, мне хотелось у него спросить: «Что видишь, друг?»»

 

Мы должны видеть, конечно, эти самые посмертные маски, в движении камеры, в движении света. (Непростая задача для режиссера и оператора, чтобы, оставаясь выразительными, не впасть в дешевое «шоу», не перечеркнуть ту самую мысль, которая развивается на мертвом уже челе…)

ВЕДУЩИЙ (открывает старинный журнал).

Суворову приписывают  сочинение «Разговор в царстве мертвых между Александром Великим и Геростратом». (Задумчиво перелистывает эту литературную пьесу, опубликованную в «Ежемесячных сочинениях» за 1755 год и подписанную одной буквой: «С» ). Скрывается ли за этим «ЭС» и вправду Суворов, точно не известно. Скорее всего, даже нет. Но точно известно: смерть его интересовала.  

Однажды он спросил у своего секретаря: с какими государями он пожелал бы быть вместе на том свете? Секретарь назвал ему ряд имен. Суворов похвалил его за «превосходное общество», добавив в него лишь Петра Великого…

Посмертная маска Петра 1-го «рифмуется» с маской из города Зугдиди.

ГОЛОС ВЕДУЩЕГО

Интересно, что, умирая, Наполеон тоже перечислял своих великих, с коими хотел бы «коротать вечность». И вот что потрясающе: это оказалось совсем

другое общество – ни одно имя не совпало, хотя черпались они из одной и той же Истории… В списке Наполеона нравственность не имела значение – только размах военных побед и ослепительный блеск славы …

Но разве у Суворова не та же звезда путеводная?

Отрывок из знаменитой рекламы: «До первой звезды нельзя, ждем-с» — «Звезду Александру Васильевичу Суворову!»

«Слава, слава, слава!» — этими тремя словами заканчивалась Суворовская «Наука побеждать»

Мы видим крупно эти три слова в книге. Последние ее слова. Самые, значит, важные. Пусть они постоят в кадре подольше – это должно просверлить наши мозги: что это такое – «слава, слава, слава»?

«Вострепетала тень его

от блеска им начатой славы!»- пишет о Суворове Пушкин.

Зеркало на лестнице в Музее. По ту и другую сторону от него два бюста.

Один Суворовский, другой Пушкинский. Оба сделаны в черном мраморе.

ВЕДУЩИЙ (стоит между бюстами, его отражение в зеркале – сильно не в фокусе).

«Я памятник себе воздвиг нерукотворный…»

Какая-то общая тайна, и общая разгадка у русских гениев.

Два светоча, смотрите: два Александра, породненные одним на двоих небесным покровителем – Невским – и одним крестным отцом их предков Петром Великим, крестившим и Суворовского отца, и Пушкинского Ганнибала – и тот, и другой, и Суворов, и Пушкин, оба: росту небольшого и внешности неказистой, у обоих портилось настроение от своего отражения в зеркале.

Но оба преодолели себя простотой, величием души, внутренней свободой…

И еще: своим великим неодиночеством – дружеством, братством, отечеством. Всё это вместе и называется: русский дух.

«Здесь русский дух, здесь Русью пахнет!»

«Мы – русские, с нами Бог»

Снова у окна.

Только ветер и ночь… И в ночи – светлая полоска на горизонте.

ВЕДУЩИЙ (прижавшись лбом к холодному стеклу, задумчиво, почти для себя).

Когда Суворову оставалось жить совсем недолго, около двух месяцев, он, больной, продиктовал «Разговор между Фликтеной (так называл он свою болезнь – как имя античной богини – с большой буквы), Хароном (перевозчиком в царство мертвых) и Меркурием»  Предметом разговора был он сам…

Смерть, по его разумению, откладывалась: «Твоему смертному надлежит прежде отправить долг благодарения его Всемилостивейшему монарху и заслужить его несчетно излиянные на него щедроты!»

 СТАРЫЙ ВОИН (внезапно открывая глаза).

«Мы – русские, с нами Бог»… Ахтунг, ахтунг! Вайн момент! (Видно, солдат с пруссаками да с австрияками имел тесное в свое время общение.)

Под влиянием от какого-то толчка или неожиданного воспоминания он торопливо поднимается и, шаркая, идет в избе к красному углу. Там из-за другой иконы, не той что прежде, достает стопку сложенных бумаг.

Я ведь выпросил у управляющего на память… тот в топку надумал … невежества сын!  письма Александра Васильевича, можете себе представить, милостивые государи?.. драгоценнейшие докУменты!  Вот…

Разворачивает и читает – при свете полной луны из окошка. Глаза, видно, у старика острыми так и остались, после всех Суворовских экзерциций:

«Театральное нужно для упражнения и невинного веселия. Помни музыку нашу – вокальный и инструментальный хоры, и чтобы не уронить концертное…

Не испортил бы оное Бочкин, велием гласом с кабацкого…

Всем своевременно и платье наделать.

Васька комиком хорош. Но трагиком будет лучше Никитка. Только должно ему учиться выражению – что легко по запятым, точкам, двоеточиям, восклицательным и вопросительным знакам…» (Поясняет для нас.) Читать, чтобы роли, с выражением должным, когда поднять голос, когда опустить. (Продолжает чтение.) «В рифмах выйдет легко. Держаться надобно каданса в стихах, подобно инструментальному такту, — без чего ясности и сладости в речи не будет, ни восхищения, о чем ты все сие подтвердительно растолкуй.

Вместо Максима и Бочкина комическим ролям можно приучить и маленьких певчих из крестьян. Сверх того французской грамматике заставь учиться исподволь Алексашку парикмахера… Пуще мальчиков питай в благонравии…

Старосту же за несмотрение детей поставь в церковь на сутки, чтобы он молился на коленях и впредь крепко смотрел за нерадивыми о детях отцами и не дозволял младенцев, особенно в оспе, носить по избам.

(Снова поясняет.) Тут он строг был! И пьяниц, бывало, приказывал окатывать ледяной водой: раз горячий внутрях, охладить надо…(Снова склоняется над бумагой.)

 «Купи еще полдюжины скрипок с принадлежностями для здешних ребятишек…

Васютку Ерофеева старайся поскорее сюда прислать. В нем там дела нет, а здесь фиол-бас…

Попляшите за меня в хороводе: эх, хозяин…»

Вот вам где и главное! Вот и лица вам, «ясные да чистые», убиенных русских солдат! Потому как – ко всем по-человечески, по-христиански!

Пишет вот своему управляющему. Я прочту, а вы смекайте, вешайте:

 «У крестьянина Михайла Иванова одна корова! Следовало бы старосту и весь мир оштрафовать за то, что допустили они Михайлу Иванова дожить до одной коровы».

(Отрывается от чтения.)

Представляю, как «оштрафовал бы» он всех ваших хозяев жизни!

(Продолжает.)

«Но на сей раз в первые и в последние прощается. Купить Иванову другую корову из оброчных моих денег. Сие делаю не в потворство и объявляю, чтобы впредь на то же еще никому не надеяться. Богатых и исправных крестьян и крестьян скудных различать и первым пособлять в податях и работах беднякам. Особливо почитать таких неимущих, у кого много малолетних детей. Того ради Михайле Иванову сверх коровы еще из моих денег шапку в рубль… Крестьянин богатеет не деньгами, а детьми, от детей ему и деньги».

(От себя.)

И давал, давал сам не раз – тем, у кого много детишек было…

ВЕДУЩИЙ (глядя в окно, задумчиво и с тоской)

Даже не верится, что у нас были такие времена: непобедимый военачальник – шесть языков знал – все, с кем воевать пришлось: и турецкий, и польский, и французский, и немецкий, даже стихи на двух последних писал! Знал нотную грамоту… пел сам – и на клиросе, и так. Учителем был закона Божьего в школе, которую сам же организовал, писал учебники. Знал церковную службу не хуже дьякона, фактически режиссером был собственного театра, хороводы со своими крестьянами водил… В рекруты их не пускал, деньгами откупался… Вообще заботился о них по-настоящему, и вправду – как отец…

(Быстро идет по темным залам Музея, переполняемый чувствами. Его фонарик мечется по стенам в такт его шагам).

Хоть бы одного сейчас такого! Хоть бы одного!

Чтобы любить можно было бы легко и беззаботно! И довериться ему – до конца. И пойти за ним, хоть на смерть!

Истосковалась душа русская по сыновней любви…

В луч его фонарика попадают все три оловянных солдатика, стоящих каждый на своем посту, на карте: один с рублем перед собой, другой со шпагой, третий с могильной плитой…

Старый Воин прав – в этом и есть  тайна Суворова – в этом! Всех его побед! Вот он о себе говорит – сам о себе:…

Ведущий тыкает пальцем в клавиатуру ноутбука и на экране его появляется рядом с портретом Суворова этот текст (читает):

«Хотите ли меня знать? Я вам себя раскрою: меня хвалили цари, любили воины, друзья мне удивлялись, при дворе надо мною смеялись. Я бывал при дворе, но не придворным, а Эзопом: шутками и звериным языком говорил правду… Пел петухом, пробуждая сонливых, угомонял буйных врагов Отечества…

Почитая и любя нелицемерно Бога, а в Нем и братий моих, человеков, никогда не соблазняясь приманчивым пением сирен роскошной и беспечной жизни, обращался я всегда с драгоценнейшим на земле сокровищем – временем – бережливо и деятельно, в обширном поле и в тихом уединении, которое я везде себе доставлял…

Вот, что я могу сказать про себя, оставляя современникам моим и потомству думать и говорить обо мне, что они думать и говорить пожелают…»

Разве это не тот же памятник – пушкинский, нерукотворный?

(Заканчивает тихо, как бы осознавая одновременно сам огромность этого своего открытия.)

Вот она главная победа генералиссимуса Суворова: его душа.

Старый Воин вышел из дома в ночь. Чтение Суворовских писем взволновало его – он смотрит на звезды. Вдыхает небесный простор.

Конец 1 части

 

Часть 2

«ДУША СУВОРОВА»

Ведущий сидит, как уже сидел до этого, в большом кресле посреди темной залы его Музея. Голова его так же откинута на спинку кресла, а руки лежат на поручах.

Глаза его закрыты. Словно спит. Но видно, что – словно.

Старый Воин стоит на улице перед своей избой.

Слышен стук копыт. Это трое мальчишек на расседланных конях едут в ночное.

ПЕРВЫЙ МАЛЬЧИК (с коня, звонко).

Ура-ура Суворовскому воину!

ВТОРОЙ МАЛЬЧИК (тоже с коня и тоже звонко).

Айда, тятя, с нами, в ночное!

ТРЕТИЙ МАЛЬЧИК (подводит к нему коня – свободного от наездника)

Сам заберешься?

СТАРЫЙ ВОИН (радостно).

А то!  (Кряхтя со скамеечки у палисадника забирается на лошадь…) Лыцари беспортошные!

Табун из нескольких лошадей, и среди них всадники, Старый Воин да трое ребят, движутся по ночной деревенской улице за выгоны – к лугам, к озеру…

— 48-ой!… 50-ый!… 48-ой!… 44-ый!… – по очереди называют, заглядывая в окошко казарменной бытовки, из которой выдается им форма – трогательные и нелепые стриженые новобранцы – голые по грудь…

По всему видно: это русская армия начала ХХI века…

Каждый называет свой размер и в ответ получает из окошка свой  комплект…

— 52-ой! 46-ой!…

Чуть дальше в окне другой бытовки выдают обувь…

Ночь и в той же зале Музея, где висит эта картина: «Старый воин читает воспоминания о своем полководце» – и здесь сонное оцепенение и тишина.

Ведущий так и сидит неподвижно в кресле. Кажется, что он уснул…

Но вот произносит, словно сам проверяя, как это звучит на слух, это найденное в первой части словосочетание.

ВЕДУЩИЙ (не открывая глаз).

«Душа Суворова…»

Мы видим палку Суворова. Обыкновенную палку – но Суворова. Экспонат…

Потом новобранцы, уже переодетые в военную форму, трогательным, еще мальчишеским неумелым строем идут в столовку…

Суворовские ордена под стеклом… Табакерка… Экспонаты…

Столовка. После ужина – казарма, первые письма домой.

Отбой. Солдатики под одеялами. Бессонница… Жизнь…

ВЕДУЩИЙ (не открывая глаз).

Что такое душа? Это всегда: человек и человек…

А вот и портрет самого Александра Васильевича.

И вот – его дочери Наташи: Суворочки, как он ее называл – совсем еще молодой девицы…

И вот как будто, кажется уже, в темноте, в залах, картины на стенах начинают между собой какое-то свое собеседование…

ГОЛОС СУВОРОВА

«Любезная Наташа! Ты порадовала отца письмом от 9 ноября. И больше порадуешь, когда на тебя наденут белое платье; и того больше, как будем жить вместе. Будь благочестива, благонравна, почитай матушку классную вашу даму; или она тебя выдерит за уши да посадит на сухарик с водицею… Христос Спаситель тебя соблюди Новой и многие годы!..

Как же весело на Черном море, на Лимане! Везде поют лебеди, утки, кулики; по полям жаворонки, синички, лисички, а воде стерлядки, осетры: пропасть!

У нас все были драки сильнее, нежели вы деретесь за волосы; а как вправду потанцевали, то я с того балету вышел – в боку пушечная картечь, в левой руке от пули дырочка, да подо мною лошади мордочку отстрелили…

Прости, мой друг Наташа; я чаю, ты знаешь, что мне моя Матушка Государыня пожаловала Андреевскую ленту «За веру и верность».

В той же зале, где в полутьме мерцают портреты отца и дочери, висит и портрет Матушки-Императрицы…

Услышим и ее обращение к своему и нашему Герою.

ГОЛОС ИМПЕРАТРИЦЫ

Александр Васильевич! При сем посылаю к вам знаки Кавалерии Святаго Андрея Первозванного. Возложите их на себя, вы оные заслужили верою и верностью одержанием победы под Кинбурном, где вы во все время столь себя отличили…

Недалеко от портрета Императрицы – портрет столь любезного ее сердцу великого государственного человека князя Григория Александровича Потемкина…

ГОЛОС ПОТЕМКИНА

Друг мой сердешный, Александр Васильевич. За Богом молитва, а за Государем служба не пропадает… Хотел было сам к тебе привезти орден, но много дел в других частях меня удержали… Прошу для меня о употреблении всех возможных способов к сбережению людей… Прости, мой друг сердешной. Посылаю тебе шинель, которую прошу носить вместо шлафора.

Пока жив, твой вернейший слуга и друг Князь Потемкин-Таврический…

ГОЛОС ИМПЕРАТРИЦЫ (теперь она обращается к своему сотаиннику князю Григорию Александровичу – это следует из монтажа их портретов)

Александру Васильевичу Суворову посылаю орден, звезду, эполет и шпагу бриллиантовую, весьма богатую; осыпав его алмазами, думаю, что теперь казист будет… Постарайся, мой друг, сделать полезный мир с турками…

Казарма, ночь, не спит новобранец. Первый день в армии. Страшновато. Может быть, большинство спят. А он вот нет – самый чувствительный паренек. Может быть, такой же невзрачный и худенький, как когда-то солдат Суворов.

Читают письма и девушки – по своим домам, по общежитиям и чужим углам, солдатские – от женихов, офицерские – от отцов и мужей…

ВЕДУЩИЙ (не открывая глаз).

И у всякой души бывает, наверное  –  главный человек…

И вот снова – Суворочка…

ГОЛОС СУВОРОВА

— Милая моя Суворочка! Письмо твое получил. Ты меня так утешила, что я по обычаю моему от утехи заплакал. Кто-то тебя, мой друг, учит такому красному слогу, что я завидую, чтобы ты меня не перещеголяла… Ай-да Суворочка, здравствуй, душа моя, в белом платье. Носи на здоровье, расти велика…

Параллельно: дочь и отец…

ГОЛОС СУВОРОЧКИ

«Не могу выразить вам, дражайший батюшка, радость, какую ваше письмо мне доставило. Будьте уверены, батюшка, я сделаю всё, чтобы жить в соответствии, согласно вашим советам… всегда самым совершенным образом покоряться вашей воле, ибо вы знаете, сколь вы мне дороги.»

ГОЛОС СУВОРОВА

«Уж теперь-то, Наташа, какой на той стороне у турок по ночам вой – собачки поют волками, коровы лают, кошки блеют, козы ревут!.. Видно, как турки табак курят, песни поют заунывные. На иной лодке их больше, чем во все Смольном мух – красненькие, зелененькие, синенькие, серенькие…»

ГОЛОС СУВОРОЧКИ

«Мне так неприятно, батюшка, причинять вам боль, ибо, конечно, вы ее почувствуете, узнав, что… почтенная мадам Де Лафон была очень больна, однако, она поправилась. Да хранит ее Бог для нас. Мы ее все любим с искренней нежностью. Она передает вам свои приветствия…»

ГОЛОС СУВОРОВА

«И я, любезная сестрица Суворочка, был тож в высокой скуке, да и такой черной… Но ты меня своим крайним письмом так утешила, что у меня и теперь из глаз течет… Ай да ох! Как мы попировали с турками… Играли, бросали свинцовым большим горохом да железными кеглями в твою голову величины. У нас были такие длинные булавки, да ножницы кривые и прямые: рука не попадайся, тотчас отрежут, хоть голову. Ну полно с тебя, заврались!.. С пиршества турки ушли, ой далеко!

Прости душа моя. Христос Спаситель с тобою».

Сколько же их, Господи, с суворовских времен было – этих спящих и неспящих в окопах и казармах солдат!

Этих пишущих донесения генералов…

ВЕДУЩИЙ (не открывая глаз).

Если увидеть все эти связи человека с человеком как некую невидимую паутину, то жизнь – это как бы ток души, ее трепетные вибрации…

И вот снова – Потемкин…

ГОЛОС ПОТЕМКИНА

«Матушка родная Всемилостивейшая Государыня!… Разбит визирь с Главной Армией… а всё дело было Александра Сергеевича… Он на выручку союзных обратился стремительно, поспел, помог и разбил… Не дайте, матушка, ему уныть, ободрите его и тем сделаете уразу генералам, кои служат вяло. Суворов один.»

Императрица ему отвечает.

ГОЛОС ИМПЕРАТРИЦЫ

«Третье письмо, мой друг сердечный, сегодня я к тебе пишу… Графу Суворову, хотя целая телега с бриллиантами уже накладена, однако Кавалерию Егорья Большого креста посылаю по твоей просьбе: он того достоин…»

И снова отец и дочь…

ГОЛОС СУВОРОВА

«У меня козочки, гуси, утки, индейки, тетерьки, зайцы; чижик умер. Я их выпустил домой. У нас еще листки не упали и зеленая трава. Гостинцев много: наливные яблоки, дули, персики, винограду на зиму запас… Приезжай-ка ко мне, есть, чем потчевать: и гривенники, и червонцы есть…»

ГОЛОС СУВОРОЧКИ

«Согласны ли вы, батюшка, чтобы я потратила деньги, которые вы назначили мне на гостинцы, на покупку клавесина? Он уже совсем готов…»

ВЕДУЩИЙ (запускает клавишей Интернет на ноутбуке, на его экране мелькают схемы связей Суворов-Суворочка-Потемкин-Императрица…)

Интернет всегда существовал – без него человека не бывает. Важно, что пробегает по его нитям. «Муж» и «жена», «царица» и «полководец», «отец» и «дочь» – это социальные роли, или это душа? Мало кто знает, что Екатерина Великая и Потемкин были тайно обвенчаны.

И вновь Государыня и Государев человек.

Диалог тайно венчанных Жены и Мужа.

ГОЛОС ПОТЕМКИНА

«Скоро пришлю Вам, кормилица, подробную реляцию о суворовском деле; ей, матушка, он заслужил Вашу милость и дело важное. Я думаю, что бы –  ему, но не придумаю: Петр Великий графами за ничто жаловал. Коли бы и его – с придатком Рымникский? Баталия была на сей реке…»

ГОЛОС ИМПЕРАТРИЦЫ

Из рескрипта увидишь, что я Суворова пожаловала Графом Суворовым-Рымникским…

Ничего на свете так не желаю как мира… Мы выиграем время, колико можно; но, выиграв, об заклад бьюся, что будет ничего, а великодушно скажем: «Бог с ними, что с ними связываться?»…

ГОЛОС ПОТЕМКИНА

Третьи сутки не могу уснуть от лихорадки. Не взыщите, матушка родная, что мало пишу… благодарю за Графство Суворову…

И пусть – как уже было в нашем фильме не раз – пройдут вместе эти кадры из разных других отечественных фильмов, где солдаты получают почту, читают письма, показывают друг другу фотографии близких.

И пусть это будет так же – всё вперемешку – все времена и войны…

Потому что мы уже попали в это особое пространство – русское, воинское, на все времена.

ВЕДУЩИЙ (глядя на экран ноутбука, где как бы дублируются те же лица и мизансцены).

И  вот, оказывается, ради другой души и совершаются все настоящие победы… А ради идеи, ради карьеры, ради успеха – значит (какая скука!): ради себя…

И снова отец и дочь…

ГОЛОС СУВОРОВА

Графиня двух империй, любезная Наташа-Суворочка!.. Ты ведь теперь у меня Графиня! У меня горячка в мозгу, да и кто выдержит. Слышала, сестрица душа моя, еще от моей Высочайшей Матери рескрипт на полулисте будто Александру Македонскому! Знаки Святаго Андрея тысяч в пятьдесят, да выше всего, голубушка, первый класс Святаго Георгия. Вот каков твой папенька. За доброе сердце, чуть право от радости не умер…

Деньги, данные на гостинцы, ты могла бы, коли желаешь, употребить на фортепьяны…

ГОЛОС СУВОРОЧКИ

Милостивый Государь батюшка, за гостинец, который вы мне прислали, покорно вас благодарю. Он весьма хорош был, а особливо рябинная пастила весьма вкусна. Цалую стократно ручки ваши и, прося вашего родительского благословения, остаюсь навсегда, милостивый государь батюшка, послушная дочь ваша Графиня Наталья Суворова-Рымнинская.

ГОЛОС СУВОРОВА

Что хорошего, душа моя сестрица? Мне очень тошно… Полетел бы в Смольный  на тебя посмотреть, да крыльев нет.  Куда, право, какая. Еще тебя ждать 16 месяцев… А как же долго! Нет уже недолго. Привози сама гостинцу, я для тебя сделаю бал… Прощай, моя любезная графиня Суворочка… Божие благословение с тобою… Отец твой Граф Александр Суворов-Рымникский.

ГОЛОС СУВОРОЧКИ

Милостивый Государь батюшка…Ежели бы вы слышали, какой хороший голос у моих клавикорд! Человек, который мне сделал сии клавикорды, просит… 500 рублей… Сии клавикорды весьма хорошие, то прошу вас покорно, когда вы приедете, прибавить сему человеку 50 рублей…

ГОЛОС СУВОРОВА

Сберегай в себе природную невинность, покамест не окончится твое учение. На счет судьбы своей предай себя вполне промыслу Всемогущего и, насколько дозволит тебе твое положение, храни неукоснительно верность Великой нашей Монархине. Я Ея солдат, уя умираю за мое отечество. Чем выше возводит меня Ея милость, тем слаще мне пожертвовать собою для Нея…

ГОЛОС СУВОРОЧКИ

От всего сердца прошу Бога, чтобы он сохранил милого батюшку. Не могу и думать, не проливая слез и не трепеща, об опасностях, которые каждый день угрожают драгоценной жизни моего отца…

ГОЛОС СУВОРОВА (обращенный к дочери)

Я умираю за Отечество, а живу для тебя, моя Суворочка.

Пусть мы увидим снова солдата в казарме, к которому всё никак не идет сон, как он сунул под подушку читанное-перечитанное письмо и заново при свете луны вспоминает кого-то.

И тогда совсем по-новому, как единственное важное, что соединяет людей – хоть кто они будут, крестьяне ли или цари – прозвучат эти строки из писем.

ГОЛОС ИМПЕРАТРИЦЫ (обращенный к мужу)

Что меня жестоко беспокоит – есть твоя болезнь и что ты ко мне пишешь, что не в силах себя чувствуешь оную выдержать…

ГОЛОС ПОТЕМКИНА (обращенный к жене)

Я во власти Божией, но дела Ваши не потерпят остановки до последней минуты. Не беспокойтесь обо мне, матушка родная, верьте и тому, что Богу известно, что с благодарностию неограниченною и привязанностью истинно сыновнею до последнего издыхания я…

ГОЛОС ИМПЕРАТРИЦЫ

После обеда часов в шесть курьер привез горестное известие, что мой выученик, мой друг, можно сказать мой идол, Князь Потемкин-Таврический умер в Молдавии от болезни, продолжавшейся целый месяц… Это был государственный человек…

Сколько этих известий, этих писем, этих похоронок получали жены о своих погибших на войне мужьях, матери о своих сыновьях, дети о своих родителях…

Это всё были государственные люди… Но струны души, которые обрывались при этом – они всегда приносили кому-то личную боль…

Смонтировать эти кадры будет нетрудно.

Труднее должно стать их смотреть равнодушно.

ГОЛОС ИМПЕРАТРИЦЫ

(тихо) … великий человек…

Теперь вся тяжесть правления лежит на мне…

(После паузы.)

Граф Александр Васильевич! Известный вам бунтовщик  Костюшко, взбунтовавший Польшу, в отношениях своих ко извергам Франциею управляющим… являет злейшее намерение повсюду рассеивать бунт во зло России…

ГОЛОС СУВОРОВА (обращенный к матушке Императрице).

Где тревога, туда и дорога, где ура, туда и пора.

(после паузы)

«Ура, Варшава наша!»  Генерал-аншеф  Суворов

ГОЛОС ИМПЕРАТРИЦЫ

Ура, фельдмаршал Суворов!

ГОЛОС СУВОРОВА (теперь он обращен уже к дочери)

Уведомляю сим тебя, моя Наташа:

Костюшка злой в руках… – ура, победа  наша!

ГОЛОС СУВОРОЧКИ (теперь она уже другая – та, что смотрит на нас с портрета Боровиковского).

Имею честь вас поздравить, дражайший батюшка, с победою; я принимаю великое участие в вашей славе, но она мне многих слез стоила.

ГОЛОС СУВОРОВА

Я ж весел и здоров, только немножко лих –

Тобою, что презрен избранный мной жених.

Когда любовь твоя велика есть к отцу,

Послушай старика! Дай руку молодцу;

Нет, впрочем, никаких не слушай, друг мой, вздоров.

Отец твой Александр Граф Рымникский-Суворов.

ГОЛОС СУВОРОЧКИ

Для дочери отец на свете всех святей,

Для сердца же ее любезней и милей;

Дать руку для отца, жить с мужем по неволе,

И Графска дочь ни что, ее крестьянка боле.

Что может в старости отцу утехой быть:

Печальный вздох детей? Иль им в веселье жить?

Все в свете пустяки: богатство, честь и слава,

Где нет согласия, там смертная отрава.

Где ж царствует любовь, там тысячи отрад,

И нищий мнит в любви, что он как Крез богат.

Вот они свадьбы послевоенные, солдатские, офицерские – одна за другой…

ВЕДУЩИЙ (проводя светом от фонарика по очередному портрету в зале Музея)

Суворочка вышла по любви за графа Николая Зубова. Царствовала ли любовь в этой семье? Похоже на то…  Во всяком случае, похоронив в свои 30 лет мужа, она не вышла больше замуж и целиком отдалась воспитанию детей…

(Мы видим портрет всего Зубовского семейства, где в центре она – княгиня Наталья Александровна.)

Дочь и отец крепко были связаны до конца своих дней. И имели в своих отношениях это «веселье жить»,  эти «тысячи отрад».

Чего не скажешь про отношения его с женой  –  ее  матерью…

Старый Воин рядом с мальчишками едет в ночное – к любимому месту на озере Шерегодре, и они вместе негромко напевают в ночи:

«Солдатушки, браво, ребятушки,

где же ваши жены?

Наши-то жены – ружья заряжены,

Вот где наши жены!»

Из этой песни и становится ясным, кто у них, у всех, был Отцами («наши полководцы!»), кто дедами («славные победы!») и все прочие родственники.

СТАРЫЙ ВОИН (продолжая до этого прерванный рассказ).

…Суворочка-то его, когда мы французам Москву отдали,  оказалась в ихних руках. (Чувствуется, что рассказы о Суворове – это давно для мальчишек не новость, да и как не рассказывать, если генералиссимус был их хозяином еще в не очень давние времена, а внук его, тоже Александр, только Аркадьевич, является ныне барином в их Кончанском.) Так французы эти, узнав, что в карете дочь того самого Суворова, «на караул» ей сделали и так, с честью, восвояси отпустили.

ПЕРВЫЙ МАЛЬЧИК .

Не вовсе, значит, темные люди!

ВТОРОЙ МАЛЬЧИК

А нам учитель в школе сказывал, что они и в храмы на конях въезживали.

СТАРЫЙ ВОИН

За то и наказаны.

ТРЕТИЙ МАЛЬЧИК

Дедушка, а вот почему сын его Аркадий Александрович утонул в той самой реке Рымник, где наш Суворов Рымникским графом стал? Ведь речка-то, сказывали, невеликая, да и как он там оказался после смерти батюшки своего, через столько лет? Его-то за что так Бог покарал? 

ПЕРВЫЙ МАЛЬЧИК .  (поддерживая вопрос товарища).

Такой добрый барин, я его помню…

ТРЕТИЙ МАЛЬЧИК

Сказывали, он поехал сначала туда – руку сломал. А потом поехал – карета его в воду и опрокинулась…

СТАРЫЙ ВОИН

Детки, слово такое вам ведомо: тайна? При нас читано, да не при нас писано.

ТРЕТИЙ МАЛЬЧИК (обиженно)

Ага, как французы – так известное дело, а как наши – так тайна!

(И, лихо свиснув, скачет к воде.)

За ним бросаются и приятели – озеро уже рядом.

Купаются, сидя на лошадях, брызжутся друг на друга – ногами, руками. Бои идут.

Старый Воин слезает с лошади, подталкивает ее к воде, стоит и смотрит.

Потом говорит нам:

СТАРЫЙ ВОИН

Чуден свет, дивны люди, а жизнь темная… Не встанет свеча перед Богом, а встанет душа!

И правда – красота этой картины – торжественна: Русь, дети, луна, кони…

ВЕДУЩИЙ (сидит в кресле, читает книгу, вслух, но как бы – себе).

Старики вымерли – нас не дождались, молодые родились – нас не спросились, а Россия-то,  наша матушка, никуда не делась и не денется, потому, как есть ей на что оглянуться.

Врать про такого человека считаю за грех. Слушайте!

Я свой век доживаю в родовом его имении. Те, кто нашим генералиссимусом интересуется, знают это его имение, Кончанское называется. От Великого Новгорода две сотни верст… Нас он тут шестерых солдат, ветеранов да инвалидов, определил, а ныне я уж один остался. И довольствие, и 10 рублев в год от него, грех жаловаться. У Александра Васильевича даже четыре лошадки служивые смерти своей на покое тут дожидалися, не велел забивать. Сами померли. После смерти матушки нашей Государыни Екатерины Великой, когда на трон взошел ее сынок, батюшка наш Павел Петрович – упокой, Господи, душу его многострадальную! – наш отец попал к нему в опалу. По наветам клевретов клевещущих… А, может, и гордость своя подвела, судить не берусь.

Воля Божья, а суд царев. С царями свою гордость иметь никак нельзя, даже хоть бы и русскую против прусской. Мы их-де бивали, нечего, мол, нам прусские порядки ставить, царь-государь-батюшка!.. Сердце царево в руце Божией – Святое Писание! Ежели каждый фельдмаршал будет в свою дуду дуть и свою линию гнуть, даже если она и правая – дело, считай, пропало. А мы и к прусачьим буклям притерпелися … Вшей, правда, развели чуток… Ну так, тоже Божья тварь… 

Старый Воин сидит на взгорке у костерка и смотрит на звезды. Детки куда-то ускакали. А он нам рассказывает.

Мне-то хорошо говорить, я не фельдмаршал! А на Александра Васильевича и смотреть было в те дни горестно. Как он косички эти не сносил. Швырнет в сторону да и только. Всё князя Потемкина вспоминал: «туалет солдатский должен быть таков, что встал да и готов».  И свое прибавлял:

«Пудра не порох,

букли не пушки,

коса не тесак,

я не немец, а природный русак».

Ну и получил цареву отставку… А царь без верных слуг, как косарь без рук.

Вот какая диспозиция вышла.

ВЕДУЩИЙ

Достоинство верного слуги и Царю, и Отечеству Суворов хранил во всех «диспозициях». «Удивляюсь вам, граф, как вы, боготворимый войсками, имея такое влияние на умы русских, в то время как близ вас находятся столько войск, соглашаетесь повиноваться Павлу», — сказал однажды ему именитый заговорщик. Суворов подпрыгнул и перекрестил рот Каховскому. «Молчи, молчи, сказал он, — не могу. Кровь сограждан!»

Он предпочел опалу и ссылку гражданской войне… Душа – душой, а есть ведь и страна. Она тоже  душа: называется   « Россия-матушка».

СТАРЫЙ ВОИН

Александру Васильевичу в те времена 68 годочков стукнуло. Ну так живи, упивайся лаврами, диктуй на весь мир, как тот Наполеон на острове, всесветную свою славу, какой я-де умный и разумный и великий… Ладно, это не по-русски, так Суворочка с братом приезжает, внуков привозит – знай да радуйся. И здоровье есть, на венчаньях и крестинах – первый человек, церковь свою построил, на клиросе поет, Апостола читает, от одних гостей в лес сбегает, с другими собеседует, бочку приладил через реку на тросе переправляться, с крестьянскими детками в бабки играет… Чем не жизнь?

(Вспомнив что-то, усмехается.)

Один генерал приезжает к нему с бумагой царской, и глазам своим поверить не может: отец наш в бабки на улице с ребятишками так взапуски воюет, словно и впрямь нешуточный бой ведет. Тот потом ему и объясняет, с намеком, конечно: в России, мол, развелось фельдмаршалов с три короба, делать им нечего, хоть детишек потешат, и то польза отечеству…

Мы видим музей в Кончанском, картины, изображающие Суворова, его жизнь здесь: вот он в храме на клиросе, вот на природе, вот с крестьянами собеседует, вот с мальчишками в бабки играет, вот пишет что-то в своем кабинете сосредоточенно …

ГОЛОС СУВОРОВА

«Со стремлением спешу предстать чистою душою перед Престолом Всевышнего…»

«Усмотря приближение моей кончины, готовлюсь я в иноки…»

А между тем Ведущий уже навис весь над картой судьбы Суворова и показывает на маршруты ее и стрелки.

ВЕДУЩИЙ

С чем всю жизнь вел битву Суворов? Кто был главным его врагом? От какой силы хотел охранить он Россию? Какая была у него миссия?

Смотрите: сначала – военная Прусская машина – закон вместо благодати –  с Запада… Помните у Шостаковича эту тему в «Седьмой» (напевает) – вот это самое: КОРИЧНЕВОЕ КОЛЕСО …

Мы слышим эту музыку и в «клеймах» на карте видим это Коричневое Колесо, танками наступающее на Россию-матушку…

Так же увидим мы и все прочие «колеса» — о которых дальше речь.

С Юга – Порта, империя Оттоманская – свирепые гонители христиан… КОЛЕСО ЗЕЛЕНОЕ – до сих пор вокруг лба у этих беспощадных мстителей-палачей  

С Востока мятеж буйных – Пугачев на Урале… — КРАСНОЕ КОЛЕСО…

И опять то же КРАСНОЕ КОЛЕСО с Запада  – мятеж гордых  в Польше… (Потом в 17-ом они сойдутся, чтобы раздавить Россию.)

И вот, наконец, поход снова на Запад «противу безбожных французишек» –за тридевять земель, Италию со Швейцарией освобождать…

Но ведь в этом походе, как и в случае с Польшей, на стороне Суворова, вместе с ним, сражались французы и поляки, верные вере и своему королю… Это как наши БЕЛЫЕ. Они избрали своим вождем Суворова, потому что знали, какое море крови принесла их народу «Великая Французская»… Поэтому не только в Италии, Германии, Англии звучал этот народный клич «Браво, Суворов, спаситель Европы!», но даже и на юге Франции, в Лионе и Ницце.

И вот выходит, что в мире со всех сторон КОЛЕСНИЦА СМЕРТИ пытается подмять жизнь.

 МАШИНА ВОЮЕТ С ДУШОЙ…  Слава Гордыни – со Славой Души…

«Я буду владыкой вселенной. Остается только Россия, но я  раздавлю  ее» — это слова Наполеона.

И выиграй он тогда свою игру – каким бы был мир сейчас под пятой этого первого  глобалиста-невера  –  мы того не ведаем…

Знаем только, что все эти наполеоны, фюреры, «отцы всех народов» – это только «грозные шаги Командора» по планете, предтечи  Каменного Гостя ее, грядущего к людям устанавливать «новый мировой порядок!»

Да всё об Россию он спотыкается.

Вот все эти «глобалисты» – один за другим, по очереди – пытаются раздавить ее, кто снаружи, кто изнутри. И если бы не такие люди у нас как Суворов, куда бы унеслась эта КОЛЕСНИЦА СМЕРТИ, куда бы укатилось сейчас это надкушенное яблочко маленькой планетки нашей – подумать страшно.

Так что миссия у Александра Васильевича  была не простая – всемирная:

встать всей своей непобедимостью «противу всех супостатов».

Супостаты – это те, кто «стоит против»,  те,  с кем Господь «су-по… со-по-став-ляет» сынов Своих.

Поэтому Суворов чаще всего повторял именно эти слова: «мы русские, с нами Бог».

Он воюет с бездушностью, наступающей на мир.

Сегодня мы видим ее торжество: вместо Слова – Технология и Манипуляция. Попробуй сегодня военачальник слать свои депеши стихами, как делал это Суворов – что будет?

Прискакали откуда-то из темноты те самые трое мальчишек, соскакивают. За рубахами, ремешками подвязанными, яблоки. Угощают Старого Воина,  тот спрашивает: не ворованные? – Нет, с господского сада, сторож разрешил!

ВЕДУЩИЙ (продолжает)

Вместо вдумчивого разговора, соборного размышления – «информация», да «шоу», да  «поединки», да «основной инстинкт»…

Тогда это только начиналось… Наполеон сюда, в Москву, знаете как, своих солдат зазывал? Основным инстинктом!  Читаю:

«Москва и Петербург будут наградою ваших подвигов. Вы в них найдете золото, серебро и другие драгоценные сокровища… Вы будете господствовать над русским народом, готовым раболепно исполнять все ваши повеления…»

ВЕДУЩИЙ.

А вот Александр Васильевич… (читает)

«Умирай за Дом Богородицы! За Матушку! За Пресветлейший дом! Кто остался жив, тому честь и слава!… Обывателя не обижай! Он нас поит и кормит. Солдат – не разбойник…» 

«Просящего в бою пощады – помилуй, кто мститель – тот разбойник, а разбойникам Бог не помощник! Грех напрасно убивать. Они такие же люди… Помилуй Бог, мы русские!»

Вот историки и свидетельствуют, читаю:

«Армия северных варваров прошла пол-Европы и показала себя человечнее, дисциплинированнее и цивилизованнее наиболее дисциплинированных и цивилизованных европейских армий, не говоря о самоотверженности. В Муттене голодные русские ничего не тронули у обывателей, великий князь Константин на свои деньги скупил съестное для солдат. Суворов был силен нравственными средствами военачальника более чем всеми иными…»

Слышите: «нравственными… более чем всеми иными…»

Рефрен из знаменитых «Звездных войн»: с нами Сила!

«Не в силе Бог, а в правде» — надпись на русском знамени.

Чья возьмет?

ВЕДУЩИЙ.

Эта война неизбежна – Души с Бездушьем…

Карта России и Европы конца 18-го века.

На ней – яркой линией – маршрут жизни и служения Суворова.

…По следу, по следу его судьбы – за стрелкой, за стрелкой его жизненного маршрута стремительно мчимся… Как бы ищейка по следу (объектив широкоугольника вместо ее нюха) – по тропе его жизни с камерой идем и ищем: где же наткнемся мы на эту  центральную точку его судьбы, ту самую…

Где?

Читаем на карте: «Кончанское». Неужели оно?

Ведущий обводит это название красным фломастером.

СТАРЫЙ ВОИН (продолжает).

«Неужто оттого оно и  Кончанское, что здесь и  кончается моя линия? — вздохнет да оглянется.- А что? Место хорошее…»

Просил у царя дозволения постричься монахом в Нилову пустынь…

А сам всё сидел над картами, выписывал диспозиции…

«Шибко шагает мальчик… — это он про Бонапарта! – Беда будет всей Европе, если его не унять…»

Потом, сказывали, генералы австрийские дивились: как всё у него обмозговано было по стратегии…

Здесь он всё и обмозговывал, почти два годика…

Старый Воин оглядывается на деревню: виден ли отсюда этот «полудом» Суворова, как он сам называл свое главное Кончанское жилище.

Тому заезжему генералу здесь, говорят, и продиктовал по царской воле всю стратегию: что если  мальчика того не унять, то он придет в Польшу с такой армией и к нам двинется, так что полмильона противу него выставлять придется. Так оно и вышло, точка в точку! – потому как не дали Александру Васильевичу до конца унять того мальчика союзники эти треклятые… Австрия да Пруссия, да Растудыт-её-Британия!

Но, говорят, отец наш выученику своему Кутузову всё рассказал и заповедал – и как заманить, и как Москву отдать, и по той же Смоленской дороге обратно отправить…

Старый Воин ворошит палкой костер.

— Оттого Михайло Илларионович на том совете в Филях и дремал – ему уже всё наперед генералиссимус наш  расписал…  Может, конечно, так кому и привиделось,  но что не сон, так его все выученики. Тот же Петр Иванович Багратион да Матвей Иванович Платов и много тысяч еще. Без Суворовской закваски уняли бы в 12 году всеевропейского сего  мальчика,  еще  вопрос. Выходит, это тоже победа Суворова – 12-ый год, не согласны?

ВЕДУЩИЙ

Вот доподлинные слова Суворова: «Тщетно двинется на Россию вся Европа. Она найдет там Фермопилы, Леонида и свой гроб».

Он произнес такое пророчество о Наполеоне: «Пока генерал Бонапарт будет сохранять присутствие духа, он будет победителем… Но, ежели на несчастье свое, бросится он в вихрь политический… — он погибнет».

Мальчик и Старец…

Суворовская Слава должна была неизбежно схлестнуться со Славою Бонапарта…

Но для того, чтобы это случилось, надо было, чтобы встретились человек и человек.  Один человек был Царь, другой – его Полководец.

Два портрета друг-противо-друга – коса на камень – царя-батюшки Павла I и отца солдатам, «солдатского генерала» Александра Васильевича, и камера, дугою, от одного плавает к другому, пока звучат эти тексты.

РАЗНЫЕ ГОЛОСА (читают свидетельства очевидцев, историков, письма, рескрипты):

— Войдя в кабинет наследника, Суворов, по своему обыкновению, начал проказничать и кривляться, но Павел остановил его и сказал: «Мы и без того понимаем друг друга». Суворов переменил тон и удивил Павла глубокою беседою…

— Выйдя от Вас, Ваше высочество, сей фельдмаршал бежал по залам вприпрыжку и пел: «Принц восхитительный, деспот неумолимый». Я положительно в недоумении, что сия значит демонстрация?

— Поздравляю с Новым годом и зову приехать в Москву к коронации, если тебе можно. Прощай, не забывай старых друзей. Павел. Приведи своих в мой порядок, пожалуй.

— Всепресветлейший Державнейший Великий Государь Император Самодержец Всероссийский Государь Всемилостивейший. Вашего Императорского Величества всемилостивейший рескрипт… сподобился я со всеподданническим благоговением получить. Вашего Императорского Величества войски, мне вверенные, по штатам, всевысочайше апробованным, самоспешнейше приводить буду…

— Ваше величество, генерал-фельдмаршал Суворов эпиграммами изволит баловаться, и сие баловство изустно по войскам вашим расходится. Вот: «Пудра не порох…»

— Знаю, знаю! Букли не пушки! Зато и Суворов мне не слуга!

— Всемилостивейший Государь! Ваше Императорское Величество с Высокоторжественным днем рождения всеподданнейше поздравляю… Великий монарх! Сжальтесь: умилосердитесь над бедным стариком. Простите, ежели в чем согрешил. Повергая себя к освященнейшим стопам Вашего Императорского Величества всеподданнейший граф Суворов-Рымникский…

— Ехать вам, князь, к графу Суворову, сказать ему от меня, что, если было что от него мне, я сего не помню. Может он ехать сюда, где, надеюсь, не будет подавать повода своим поведением к нынешнему недоразумению. 

— Что значит всё это, князь? Вы привезли его, но что выходит из оного? Я говорю ему об услугах, которые он может оказать Отечеству, веду к тому, чтоб он попросился на службу, а он в ответ рассказывает мне о штурме Измаила. Я слушаю, пока кончит, снова навожу на свое, — гляжу, а мы опять в Очакове либо в Варшаве. Извольте, сударь, ехать к нему и просить объяснений сих действий и как можно скорее везите ответ, до тех пор я за стол не сяду.

— «Инспектором я уже был в генерал-майорском чине, князь, теперь мне поздно в инспекторы. Вот если предложат главнокомандующим и дадут прежний мой штаб, да прежние права, тогда, пожалуй, пойду на службу. А нет – поеду назад в деревню…» И поехал.

— «Докладываю Вашему Императорскому Величеству, что графа Суворова я нашел в возможном по летам его здоровье. Ежедневные упражнения его следующие: встает до света часа за два, напившись чаю, обмывается холодной водою, по рассвете ходит в церковь к заутрене… (Голос микшируется и из тишины возникает снова.) Одежда его в будни – канифасный камзольчик, одна нога в сапоге, другая в туфле…»

ВЕДУЩИЙ

И вот, наконец, совершилось!

— «Граф Александр Васильевич, теперь нам не время рассчитываться. Виноватого Бог простит. Римский император требует вас в начальники своей армии и вручает вам судьбу Австрии и Италии. Мое дело на сие согласиться, а вам спасти их. Поспешите приездом сюда и не отнимайте у славы вашей времени, а у меня удовольствия вас видеть»

— Забыв все ранее случившееся, Суворов плакал от радости и целовал письмо монарха. Побежал в сельскую церковь, велел служить молебен, а сам стоял на коленях, пел, молился и плакал. В это время его лакей исполнял его письменный приказ: «Час собираться, другой отправляться. Еду с четырьмя товарищами. Приготовь 18 лошадей. Денег взять на дорогу 250 рублей. Егорке бежать к старосте Фомке и сказать, чтоб такую сумму поверил. Еду не на шутку, да ведь я же служил здесь дьячком и пел басом, а теперь еду петь Марсом» Богом войны, значит…

— «Веди войну по-своему, воюй, как умеешь»  (Павел)

— «Спаси, Господи, царя!» (Суворов)

— «Тебе царей спасать» (Павел)

Дети ни слова не говорят, чтобы не мешать Старому Воину речи свои мудреные вести, яблоки едят, сохнут у костра, слушают…

СТАРЫЙ ВОИН (продолжает уже с учетом новой подоспевшей публики).

 Судьба-то и есть Суд Божий, знаете? Навроде того, как спасибо – это ведь спаси Бог…  А смерть – значит  смерить… Человека смерить. Как жил, как прожил, на что душу положил.

Ведь вот смотрите, как для нашего Александра Васильевича, как приберег для него Господь напоследок-то – самое главное.

ТРЕТИЙ МАЛЬЧИК

Альпы, да?

ПЕРВЫЙ МАЛЬЧИК

А эти горы, правда, до облаков достают?

СТАРЫЙ ВОИН

Достают, ребятки, достают! И мы среди облаков этих с вождем нашим и ходили! Но не то диво, а  диво дивное – сама жизнь Непобедимого! Она даже до звезд этих достает.

Небо – терем Божий, звезды – окна, откуда ангелы смотрят. Вон, видите, Медведицы ковшичек вон как сияет? Зачерпнуть можно им меду премудрости наук всяческих, коли в трубу смотреть долго… По звездам корабли ходят… И мы вот так же можем – за Суворовым, как по звездам… На своих корабликах…

ВТОРОЙ МАЛЬЧИК

Так ведь он же умер, дедушка. Как – за ним?

СТАРЫЙ ВОИН

А вот слушай, детка, и внимай. У каждого человека есть душа,  и от нее след остается. Душа – это человек пред Богом, вот что такое душа…

Как Бог душу Свою в звездах запечатлел, так и человек: прожил и наследил. Поле какое вспахал, дом сладил, деток справил  – во всем   душа.

Он складывает из своих двух кулаков как бы некую трубу и дает в нее посмотреть по очереди ребяткам – на луну, на далекую скирду, на домик с трубой. Мальчики потом и из своих кулачков «трубы» делают и смотрят через них на звезды и друг на дружку. Смеются.

СТАРЫЙ ВОИН (продолжает).

И у нас есть невидимая труба разума. (На лоб свой показывает.) Вот в нее глядишь и видно судьбы людские. (Закрывает глаза, как бы глядя в трубу разума.) И видно: у тех, кто Богом избран — самое главное – всегда  напоследок. (Открывает глаза.) Конец – делу венец, слыхали?… Вот возьмите Наполеона – какой конец, знаете?

ПЕРВЫЙ МАЛЬЧИК

Знаем, дедушка, нам в школе сказывали.

ВТОРОЙ МАЛЬЧИК

Битва при Ватерлове! Проиграл с треском!

СТАРЫЙ ВОИН

Заварил кашу, да в рот не лезет. Драпанул, сдался, остров потом в окияне – Елена, называется, да для него не прекрасная – одиночество, тоска смертная!  

Про то и говорят: всю жизнь тужился да пукнул в лужицу.

Дети смеются.

СТАРЫЙ ВОИН

А у тех, кто в мире был с Богом и этими вот звездами, всё не так.

ПЕРВЫЙ МАЛЬЧИК

А как, дедушка? Как у нашего Суворова?

ТРЕТИЙ МАЛЬЧИК

Помирать, так генералиссимусом! Побеждать так Ганнибалом! – в горах Альпах! На самый последок! стариком! Это вот по-нашенски, по-Кончански, да, дедушка?

Старый Воин молчит, палкой костер ворошит.

Искры улетают к звездам.

ТРЕТИЙ МАЛЬЧИК

Нам учитель рассказывал. Знаменитый какой-то генерал французский, запамятовал какой, сказал об нём: «Я отдал бы, говорит, все свои сто побед, даже тысячу! –  за один, говорит, переход Суворова через Альпы».

СТАРЫЙ ВОИН

Генерала того звали Массеной. У нас унтер Махотин чуть его под конец не захватил – вырвался, считай, прямо из его рук, эполет золотой в кулаке у Махотина только и остался… Такой погон генеральский, как бы с гривочкой маленькой, из чистого золота – за него Махотин подпоручика заработал…

(После паузы, в которую дети, онемев от восторга, глядят на своего кумира.)

Ну что, готовы, молодцы, к экзерциции?

Будет у нас в Кончанском театр, как Александр Васильевич то хотел?

Дети  вскакивают и прыгают: «Будет! Будет! Готовы! Ура!»

Альпийский поход. Отрывок из фильма Пудовкина.

ГОЛОС ВЕДУЩЕГО

«Теперь стала пред нами высочайшая гора. Казалось – она была выше всех гор, нас окружавших, и мы по тропам, по ней лежавшим, начали двигаться с величайшим усилием. Темные облака, несшиеся по ней с других гор, обдавали нас мокрым холодом. Влажность и густота тумана усилилась, и наконец мы вовсе измокли, и с нас почти текла вода. Путь сделался ужасно скользкий. Мы шли в густоте тумана, карабкаясь то по голым камням, то по вязкой глине с мелкими камушками. Обувь наша и ноги страдали сильно… Когда же взгромоздились неведомо как на эту мучительницу-гору, оглянулись да изумились: дождь прекратился, а внизу нас на востоке и юге носились темные тучи, слышен был гром… По ущельям эхо разливалось , вторя по нескольку раз и пушечным выстрелам и грому…Как чудно всё это было для нас!… Но нам было не до видов прелестных… Ни пня, ни прутика лесу, гора голая. Мы взмокли до костей, обувь наша сделалась никуда негодною, в особенности у господ офицеров – жаль было смотреть на их сапоги… Генерал наш угостился солдатской лепешкою, да отдал за нее кусочек сырку, половину, что при нем было… Ратник не взял: умру с голоду, а не возьму. Весь круг наш, уразумев, что вьюки с пищею далеко, бросился к сухарным своим мешкам, достали каждой из нас по сухарику да, сложив в платок, передали господам офицерам… Они приняли наш гостинец и пришли благодарить нас… Мы ж взялись чинить их и свои сапоги…» (стр. 203-205)

«Так и шли мы – в лощинах междугорья переходили не раз быстротоки, по колено и выше в воде, лезли сквозь темные тучи на скалы, спускались вниз почти ползком… мокли, зябли от сильного по ночам мороза и слышали гром над нашими головами и под ногами… дождь и снег сыпьмя сыпали, и холодный, резкий  и сильный ветр валил с ног… Мы были голодны, очень голодны, по нескольку дней сухаря не было во рту… Однако ж гнусный ропот никому не приходил в голову…» (стр. 253)

Между тем у костра «театральная экзерциция» уж в разгаре.

Дети – в мешках внакидку на плечи, с опрокинутыми большими листами лопухов на голове, изображающими военные головные уборы.  В их руках палки, под видом мечей и копий, и плетеные из ивняка щиты.

На Старом Воине – аж несколько лопухов на голове, скрепленных пучочком ковыли на манер гренадерского шлема. Он изображает, что чинит сапоги.

Все сидят вокруг костра, как бы согреваясь и отдыхая после тяжкого перехода.

Поют песню суворовских солдат:

Помоги ты мне, русский Царь-Батюшка,

Сохранить мое царство бедное.

Ты пришли-ка, пришли, Православный Царь,

Свои войска богатырския.

Ты пришли-ка, пришли, мой отец родной,

И своего Суворова, графа Рымникского!

До веку вечного не забудет тебя

Мое царство бедное!

Починивши сапоги отцу Александру Васильевичу, принес я их в его палатку. Там его Прошка да казак Иван сушили старый плащ да мундир… Гляжу: Господи Боже наш! Александр Васильевич в черной рубашке, в коротком исподнем, небритый, седые, редкие, длинные волосы не убраны, глаза… ух! Господи наш! Глаза не те уж орлиные, что бывало, как взглянет, словно рублем подарит. Не весел отец. «Здравствуй, Яша! –  сказал Александр Васильевич. – Спасибо тебе, помилуй Бог, спасибо за сапоги. Подожди, Яша! Дай, Прошка, ему водочки». У меня, не знаю как, покатились слезы из глаз. Сердце у меня защемило. «Ты ли это отец наш родной? Худой такой стал! – думал я. – Доели же тебя отца нашего, доконали союзнички! «… А он мне сам подносит серебряную рюмочку… «Потерпите, выйдем из гор, и тогда… тогда и тебя возьму к себе, и со мною успокоишься… Не помню, как я вышел из его палатки… Пришел вот и пою с вами… (стр. 402)

Дает детям знак, и они поют вместе:

Кто в Швейцарии не бывал,

Тот горя не знает.

А мы были-побывали,

Всю нужду узнали…

 

Никуда не деться нам от знаменитого полотна Сурикова…

Да и не надо «деваться», надо его только в подробностях и в движении, как бы скользя вместе с его фигурами – снять…  Чтобы эта сцена ожила.

ГОЛОС СУВОРОВА:

«Ваше Императорское Величество Великий Государь!.. Оставя за собою в Италии славу избавителей и сожаление освобожденных нами народов, мы перешли цепи Швейцарских горных стремнин. В сем царстве ужаса на каждом шагу зияли окрест нас пропасти, как отверстые могилы. Мрачные ночи, беспрерывные громы, туманы, при шуме водопадов, свергающих с вершины гор огромные льдины и камни, Сен-Готард, колосс, ниже вершины коего носятся тучи, — все было преодолено нами, и в неприступных местах не устоял пред нами неприятель… Русские перешли снежную вершину Бинтнера, утопая в грязи, под брызгами водопадов, уносивших людей и лошадей в бездны… Слов не достает на изображение ужасов, виденных нами, среди коих хранила нас десница Провидения»…

ВЕДУЩИЙ

Хранила?  Десница Провидения, конечно, хранила.

Но шуя союзных предателей из австрийского штаба всячески хоронила –  и Суворова и его воинов…

Предательство генералов-австрияк было страшное.

Не прислали обещанных мулов, не то, что двух тысяч – к сроку не было ни одного…

Пустили наши войска не по той дороге…

Бросили ждавшие нас за Альпами полки генерала Римского-Корсакова на растерзание французам,  отведя, не спросясь Суворова, из Швейцарии свои части …

Это была настоящая каменная ловушка для русского воинства, которое должно было быть уничтожено по частям… Видно – в благодарность за нашу бескорыстную помощь Европе…

У костра палкой на песке Старый Воин рисует детям схему Альпийского перехода.

СТАРЫЙ ВОИН

Это Италия… Это Швейцария… Здесь Альпы… Тут наши войска под командой генерала Корсакова… Здесь австрийские войска… А мы идем за Суворовым так… А французы тут, Массена…

ПЕРВЫЙ МАЛЬЧИК

У которого погон с гривой оторвали?

СТАРЫЙ ВОИН

Только это потом будет. А пока мы прождавши мулов и не ведая, что австрияки отвели отсюда войска, вышли за Суворовым сюда… Наши остались здесь одни, линия у них была растянута… И, когда мы явились в Швейцарию, Корсаков уже был разбит… Вот видите пучок, фашина называется, так не переломишь, а разделив пополам – легко… И когда мы здесь оказались, это и попали в  приготовленный для нас каменный мешок…  

Ведущий, освещая себе дорогу фонариком, идет через анфиладу комнат по направлению стрелок, развешанных в проходах. На стрелках написано: «Душа Суворова» (может так экспозиция называется?)

Но вот впереди (в нашем условном Музее возможна условная мистика), в одной из дальних комнат анфилады – яркий свет. Ведущий замедляет шаги. Слышны голоса.

ГОЛОС БАГРАТИОНА

Душа Суворова… Более всего она открылась мне в этот страшный момент.

 

ГОЛОС РАССКАЗЧИКА

Я не могу передать вполне его речь, говорил князь Багратион…

 

ГОЛОС БАГРАТИОНА

Кровь во мне кипела, и сердце, казалось, хотело вылететь из моей груди.

Никто из собравшихся на военный совет не говорил ни слова; мы ожидали продолженья речи великого, всегда победоносного полководца-старца, на закате лет жизни своей коварством поставленного в гибельное положение.

ГОЛОС РАССКАЗЧИКА

Александр Васильевич начал говорить:

ГОЛОС СУВОРОВА

«Мы окружены горами; мы в горах! У нас осталось мало сухарей на пищу, а менее того боевых артиллерийских зарядов и ружейных патронов. Мы окружены врагом сильным,  возгордившимся победою… победою, устроенною коварною изменою!..

И кто же изменил?.. Кабинет великой, могучей Австрии!.. Это уже не измена, а явное предательство, чистое, без глупости, разумное, рассчитанное предательство нас, столько крови своей проливших за спасение Австрии.

Помощи теперь нам ожидать не от кого. Одна надежда на Бога, другая — на величайшую храбрость и на высочайшее самоотвержение войск, вами предводимых… Нам предстоят труды величайшие, небывалые в мире! Мы на краю пропасти!»

Ведущий осторожно приближается, боясь вспугнуть видение.

ГОЛОС БАГРАТИОНА

Александр Васильевича умолк на минуту, и потом, взглянув на нас, сказал: но, мы Русские! С нами Бог ! — и  этот быстрый, величественный взгляд его, и эти слова переполнили жар, кипевший в душах наших.

ГОЛОС СУВОРОВА

Спасите, спасите честь и достояние России и ея Самодержца, Отца нашего. Государя Императора!.. Спасите сына Его, Великого Князя Константина Павловича, залог Царской милостивой к нам доверенности!»

ГОЛОС РАССКАЗЧИКА

И с последним словом, великий пал к ногам Константина Павловича.

Мы видим этот беззвучный кадр. Сцена настолько пересвечена, что исчезает вся бутафория. Видны только контуры лиц и костюмов.

Кто-то, и вправду, становится перед кем-то на колени.

Вспышка – и в рамке на стене видна комната францисканского монастыря, где проходил тот военный совет… Картинка оказывается движущаяся – это кадры, снятые в этом Швейцарском музее (они уже существуют).

ГОЛОС БАГРАТИОНА

Мы, сказать прямо, — остолбенели, а потом все невольно двинулись поднять старца-героя, от ног Великого Князя; но Константин Павлович  тогда же быстро поднял его, обнимал, целовал его плеча и руки; и слезы из глаз его лились. У Александра Васильевича слезы падали крупными каплями. О, я не забуду до смерти моей этой минуты! ….

У меня происходило необычайное, никогда не бывавшее волнение в крови, меня трясла от темени до ножных ногтей какая-то могучая сила; я был в каком-то незнакомом мне положении, в состоянии восторженном, в таком, что, если бы  явилась тьма тьмущая врагов, или тартар с подземными духами злобы предстал предо мною,  я готов бы был с ними сразиться. Так было со мною; ей, было так! то же было и со всеми, тут  бывшими. (Так и они после говорили.) Глядя на слезы Суворова, едва удерживали свои.

Слезы эти вождя нашего товарищи мои и я, пред Богом, завещаем своему потомству.

В этих слезах и отозвалась для меня навеки     душа Суворова

С последними двумя словами происходит новая яркая вспышка и всё исчезает. Только светится небольшой медальон с портретом Суворова и в рамке видна комната францисканского монастыря, где проходил тот военный совет…

Постепенно стихая, откуда-то доносятся последние реплики.

— Веди нас, куда думаешь; делай, что знаешь: мы твои, отец ! — мы Русские !

— Александр Васильевич слушал нас с закрытыми глазами, поникнув головою, а после слова: клянемся — он поднял ее, и, открыв глаза, блестящие райскою радостью, проговорил:

Победа над коварством…  будет… победа! Пишите! — И стал диктовать распоряжения…

Ведущий возвращается в залу, где на экране его ноутбука продолжается та самая панорама по музею из Швейцарии. Вот она уходит в затемнение и возникает надпись:

«И СЛУЧИЛОСЬ НЕВОЗМОЖНОЕ – ОДОЛЕЛИ…»

А в ночном у костра «театральная экзерциция» продолжается.

Старый Воин продолжает свой рассказ, но мы так далеко, что не можем разобрать его слов…

А в Музее Ведущий выключает свой ноутбук. Складывает его в кейс.

За его спиной где-то в соседнем зале всё еще продолжается этот диалог портретов:

Павла 1-го и Суворова

ГОЛОС ПАВЛА I

«Я уж не знаю, что Вам дать. Вы поставили себя выше моих наград…

Ставлю Вас на высшую ступень почестей, уверен, что возвожу на нее первого полководца нашего и всех веков…» Я повелел даже в присутствии Государя отдавать Вам «все воинские почести, подобно отдаваемой особе Его Императорского Величества».

 

ГОЛОС СУВОРОВА

Раскройте Историю, Государь, и вы увидите меня там мальчишкою…

ГОЛОС ПАВЛА I

«Вам быть Ангелом…»

Ведущий на крыльце Музея закрывает за собой дверь.

Кладет ключи на условное место.

ВЕДУЩИЙ  (говорит как бы сам себе).

«Ему быть Ангелом…»

Такие слова из уст Царя не могли быть случайными… какой-то пустой нелепицей…

Это слова высшего смысла.

Той победы его души, которая стала итогом всей его жизни…

Мы видим нашего Ведущего, стоящего на краю большого поля.

Он смотрит на звезды, ясно горящие перед ним в ночи.

На одинокий костер на берегу далекого озера. Тот самый костер, вокруг которого сидели Старый Воин и мальчишки, да гуляли кони… Но сейчас там никого нет.

Только костер – далеко-далеко…

И звезды над ним…

ВЕДУЩИЙ (больше говорит себе, чем нам)

В этой пьесе, составленной Промыслом Божиим, всё совершенно…

Перед ним в небе сияет ковш той самой Медведице, про который говорил Старый Воин – что им можно зачерпнуть что-то…

ВЕДУЩИЙ (направляется к стоящему неподалеку храму).

Это казалось таким естественным для этого жизненного сюжета – сюжета восхождения по лестнице славы от одной победы к другой:  триумф героя и его смерть. Он сам придумал и надпись на свою могильную плиту. Она по-пушкински гениальна: «Здесь лежит Суворов»

Церковь, конечно, закрыта, на дверях замок.

ВЕДУЩИЙ (садится на крыльцо, говорит тихо, обыденно, по-прежнему как бы почти себе).

ТРИУМФ ГЕРОЯ И ЕГО СМЕРТЬ

Готовилась грандиозная встреча в Санкт-Петербурге – весь город должен был встречать своего триумфатора во главе с Государем, который пешком должен был выйти ему навстречу и сопровождать его в отведенный ему дворец, пушки должны были палить, колокола звучать, музыка заливать улицы, в небе салюты сверкать… балы…

Всенародный праздник…

Но две колоссальные «случайности»…

Ведущий поднимается к дверям храма, достает из кармана ключ, открывает замок, входит.

Зажигает лампадки – одну за другой…

 Первая –  по дороге он заболел.

И вторая – Царь вдруг переменился к нему.

 И о первом, и втором гадают: что за болезнь? – некоторые даже полагают, что его отравили враги России, а царскую немилость, явившуюся как гром среди ясного неба, объясняют то интригами Палена, то переменчивостью характера Павла, выкапывают какие-то пустяки, вроде того, что Суворов австрийский фельдмаршальский мундир свой не сдал или дежурного генерала вопреки новому уставу имел при себе одно время … Бред!

 Неужели не видно: так обязано было быть…

 Когда-то, десять лет назад он писал своей Суворочке:

«Я умираю за мое отечество. Смелым шагом приближаюсь к могиле, совесть моя незапятнанна. Мне шестьдесят лет, мое тело изувечено ранами, но Господь дарует мне жизнь  для блага государства».

Два месяца, проведенные в борьбе с нежданным недугом, тоже «случайно» совпавшие со временем Великого поста, Господь даровал ему прожить  для него самого.

Душа Суворова…

 Когда ему было 32 года, он писал:

«Никогда самолюбие, часто послушное порывам скоропреходящих страстей, не управляло моими деяниями. Я забывал себя там, где надлежало мыслить о пользе общей… Чувства мои были свободны…»  

Какой обычный человеческий самообман!

А вот, что написал он за месяц до своей кончины, обращаясь к Богу:  

«Волнующаяся душа моя и утопающая в бездне беззаконий своих ищет помощи…»

И еще:

«Скажи ми, Господи, кончину мою, открой мне путь, коим отселе из вечности пойду, покажи место, идеже будет душа моя – вем аще  по делом моим, то вне Царствия Твоего!…»То есть: если по делам моим будешь судить, то окажусь я за пределами Твоего Царства…

Это из «Покаянного канона», написанного Суворовым перед смертью.

Какая-то монахиня, бесшумно выросшая в углу храма, начинает негромко, почти для себя на церковный манер читать сей канон, не замечая Ведущего.

Тот ставит последнюю свечу на Канун за упокой воина Александра и выходит из храма…

Мерцает звездное небо.

Таинственный смысл выливается на землю из ковша Большой Медведицы

Перед нами – то самое Большое Поле, что мы уже видели в начале фильма. Только там оно было зимнее, а теперь – летнее…

Волосы треплет свежий ветерок.

Как и в начале фильма, мы начинаем слышать звуки ночного стана Суворовских воинов: треск костров, говор солдат, ржанье лошадей…

— 20 апреля 1800 года в десять часов вечера скромный дорожный возок остановился у дома на Крюковом канале, принадлежащего графу Дмитрию Ивановичу Хвостову, мужу племянницы Суворова, где он обычно останавливался, приезжая в столицу.  Больного полководца встречали лишь самые близкие…

Дом был небольшой, без широких лестниц и анфилад. Когда Суворов, спустя две недели, умрет здесь, его гроб будут спускать на веревках с балкона…

Его хозяину заплаканному Хвостову, сочинителю дурных стихов, Александр Васильевич шепнет слабеющим голосом: «Друг мой, одолжи меня, не пиши оды на смерть мою…»

Когда-то он считал для себя как для воина самой неприемлемой смертью – смерть в постели, теперь он, перед смертью записал для сына и для себя: «Будь христианин, Бог Сам даст и знает, что когда дать».

Сыну он дал умереть в реке, в честь которой он именовался графом… Почему – непонятно.

 В день смерти Александр Васильевич причастился, а после исповеди и причастия сказал: «Долго гонялся я за славой – все мечта. Покой души – у Престола Всевышнего».

Невольно, по контрасту,  вспоминаются и предсмертные слова Наполеона:

«Всеми брошен… кроме своей Славы…»

Даже перед смертью ему не пришло в голову, что Слава Земная может быть совсем непохожа на Славу Небесную…

«…увижу своих храбрецов… и Ганнибал, и Цезарь, и Сципион, и Фридрих…Как это будет отрадно…»  –

Наполеон не сомневался, что окажется среди избранных, а в бреду всё повторял три слова, означающее тех, кто помнит, как он верил, его Славу: «Франция… мой сын… армия…»

 

Эти посмертные маски! Они нам здесь снова понадобятся…

Чтобы узнать эту мысль, которая развивается на уже мертвом лице… Суворов!

В беспамятстве  перед самою смертью все повторял вслух слово «Генуя» . Это была единственная крепость в Италии, которую ему не дали отбить у супостатов, послав его войска через Альпы… Не о победах своих думал Непобедимый в последние минуты воспоминаний о земной своей жизни, а о невзятых крепостях.

И последнее, что он успел перед беспамятностью произнести – Багратиону, присланному Павлом, он проговорил:

«Поклон мой… в ноги… Царю… сделай… Петр!..»

Наполеон: «…Всеми брошен… кроме своей Славы…»…  –

Суворов: «…Покой души – у Престола Всевышнего»…  –

Новобранцы, которым выдавали форму, идут в учебную атаку. Пот струится по лицу того парнишки, что читал в казарме письмо от любимой…

Трудно в учении… Будет ли бой?

 Это была смерть, хоть и в постели, но, как он и надеялся, все-таки, и  в бою…

Том самом, который христиане называют «духовной бранью»

И в этой брани он одержал победу – главную свою победу –

и потому стал Ангелом…

Ангелом России…

Скачут мальчишки с ночного. Рассвет над Русью – всегда новый…

Старый Воин закрывает глаза…

НЕОБЯЗАТЕЛЬНЫЙ ЭПИЛОГ

Старый Воин водит корявым пальцем по своей карте, пытаясь найти исток, с которого началась жизнь Суворова – там только пунктиры и вопросительные знаки….

СТАРЫЙ ВОИН.

 «Знаменье было при рождении Непобедимого: на небе красные хвосты полыхали. Юродивый новогородский растолковал: в сей день, мол, родился человек знаменитый, нехристям страшный…

А где же родился этот чудный младенец? – спрашивали.

И ответ был таков: никому не будет и не должно быть известно место рождения сего ребенка».

ВЕДУЩИЙ

Вот и поныне еще друг другу доказывают историки: кто уверяет, в Москве родился, кто под Новгородом, кто и Финляндию называет.

А один человек говорит: в Кистыше, под Суздалем, произошло это, в имении деда своего Ивана родился «сей чудный младенец».

Мы видим эту деревню, эти просторы, эту церковь, еще поруганную…

Неслучайно, мол, под конец своей жизни поставил тут церковь Суворов во имя святого покровителя покойного отца своего Василия Ивановича – Святителя Василия Великого и в этой церкви – придел в честь благоверного князя Александра Невского, чье имя дали ему самому, Суворову то есть, при крещении! 

Не зря, мол, тут такое  пересечение имен – Александра да Василия: как бы именной крест Александра Васильевича на карте родины.

В этом месте, доказывает человек этот, клад духовный закопан.

Так оно, может, на самом деле и есть.

…Уже почти совсем рассветает, когда их «жигуленок» въезжает в деревню Кистыш.

Старый храм, еще не восстановленный, вырастает перед ними, когда двое людей выходят из машины. Один из них, помоложе, – наш Ведущий, другой, по-видимому, Консультант

— Так думаете, здесь и родился Суворов? —  спрашивает молодой человек, разминая свои затекшие от долгой неподвижности члены.

— Может быть… — задумчиво соглашается собеседник. — А знаешь, в безбожные времена, церковь эту трижды взрывали –  как видишь, устояла, на удивление самих супостатов. Они даже начальника взрывателей этих чуть не вредителем объявят, да так и не хватило у них ихнего пороху, чтобы смести с лица земли эту память о Непобедимом… Там все фрески поотбивали, только один кусочек остался – надпись «жертвоприношение Авраамово» … Авраам – отец всех верующих…

 

Мы и видим этот крест, поклонившийся, ржавый, плачущий – на храме, построенном нашим странным генералиссимусом…

— Я сейчас подумал: как странно! — говорит Консультант — Суворов умер в тот же день, в который через 68 лет родиться наш Государь, Николай Второй, в день Иова многострадального… … Государь признавался Столыпину, что во всех своих земных делах его преследуют неудачи… Цусима и прочее… И где он лежит сейчас – так ведь и неизвестно. Тоже спорят: там ли или там ли? А в одном видении он сам будто бы сказал Иоанну Кронштадтскому: «могилы моей не ищите»…

А у непобедимого Суворова, наоборот, неизвестным осталось место рождения…

Как будто звенья – одной цепи…

Мы видим кусок этой фрески  с надписью «жертвоприношение Авраамово»…

Откуда-то из памяти выплывают каббалистические надписи в подвале Ипатьевского дома…Сам Ипатьевский монастырь, где начиналась династия… Смутное ощущение какого-то приближающегося к нам Смысла…

 Перед тем, как снова сесть за руль, молодой человек неуверенно произносит:

 — Как будто начало и конец – растворены в просторах России, да?

 — В этом что-то есть… в этой версии… — говорит задумчиво Консультант и садится в машину рядом.

Солнышко уже поднимается над горизонтом медленно.

Машина движется среди русских полей, одинокая в этот час на шоссе…

А храм с наклонившимся крестом так и стоит с замком на дверях – без службы…  Или там молятся ангелы?

— Когда крест этот выпрямится, когда восстановят непобежденный этот храм, может, тогда и снимется с нас проклятие?

— Не снимется, пока решимость Суворовскую не вымолишь для себя…

 — А знаешь эту легенду, недалеко от Кончанского записана? «В глухом темном лесу среди мхов и болот на каменной глыбе спит мертвым сном богатырь – Суворов…И будет спать до тех пор, покуда не покроется русская земля кровью бранному коню по щиколотку. Тогда, мол, пробудится от сна могучий воин и освободит свою родину от злой напасти…»

 — Так ведь уже по щиколотку – знаешь, сколько убивают у нас младенцев: миллионы!

 — Значит – пора!  

 Спят мальчики, выжившие в этой войне против детей, на спинках кроватей – форма: суворовцы!

 

ПРИЛОЖЕНИЕ К ЭПИЗОДУ: «Карта Суворова»

Географическая карта судьбы Суворова должна быть выписана с максимально возможной точностью, даже небольшие командировки или недлительные отпуска, если их можно учесть, пусть на ней тоже будут отмечены. Но эпизод этот «разматывания клубка Суворовской жизни» не должен быть затянутым. Камера от пункта к пункту, от года к году, должна двигаться динамично, картинки быстро сменять одна другую, пока всё движение не остановиться на 1797 годе – «отставлен от службы, ссылка в с. Кончанское…»

 

Итак, плывут над землей даты, названия мест, чины и награды…

Небольшой счетчик в поле зрения нашего виртуального объектива «автоматически» отсчитает года – возраст нашего героя.

 

Петербург – 17 лет – начал действительную службу

Москва    –  18 лет –  командирован для караульной службы

Петербург   19 лет  – произведен в подпрапорщики

21 год –  произведен в сержанты

Вена               22 года – командирован курьером

Петербург     24 года – выпущен в армию с чином поручика

назначен в Ингерманландский пехотный полк

Новгород       26 лет обер-провиантмейстером капитанского ранга

                                       

всполохом:    СЕМИЛЕТНЯЯ ВОЙНА С ПРУССИЕЙ

Лифляндия и  Курляндия, премьер-майор

Пруссия   28 лет   подполковник Казанского пехотного полка

г. Мемель (нынешняя Клайпеда) – комендант города

Силезия                    дивизионный дежурный при штабе генерал-аншефа Фермора

Померания

в Кроссене  в 29 лет  впервые «видел войну»

при Кунерсдорфе и при Пальциге сражения

Берлин, 30 лет     участвовал в занятии города русскими войсками

                  31 год — исполняющий обязанности начальника штаба     кавалерийского корпуса

сражения у Ландсберга,          командир Тверского драгунского полка, затем Архангелогородского драгунского полка

у Бирнштайна, у д. Вейсентин

у Голнау, у Наугарта,

у д. Келец,

под Берштейном и Регенвальдом,

Саргородом

 

всполохом:    ПОЛКОВОЕ УЛОЖЕНИЕ

Петербург, 32 года Произведен в полковники и назначен командиром Астраханского пехотного полка

Новая Ладога, 33 года командир Суздальского пехотного полка

Красное Село      35 лет  маневры

                               38 лет

поход на Смоленск, произведен в чин бригадира

 

всполохом:    ВОЙНА С ПОЛЬСКИМИ КОНФЕДЕРАТАМИ

Польша                39 лет в во главе бригады из трех пехотных полков участвовал в военных действиях

победа при д. Орехово

                            40 лет  произведен в генерал-майоры,

награжден орденом св. Анны

Люблинский район – начальник русских войск

                            41 год

победы в сражениях

при Тынце, Ландскроне,

Замостье                        награжден орденом св. Георгия 3-й степени

победа при д. Столовичи, награжден орденом св. Александра Невского

              42 года        принял капитуляцию гарнизона Краковского замка

пограничные районы

со Швецией секретное поручение, связанное со строительством оборонительных сооружений

 

всполохом:    ПЕРВАЯ РУССКО-ТУРЕЦКАЯ ВОЙНА

                                 43 года определен в Первую армию генерал-фельдмаршала П. А. Румянцева

м. Негоешти близ Дуная

две победы в Туртукае —  награжден орденом св. Георгия 2-й степени

победа у Гирсова

Москва  отпуск,  женитьба

                                  44 года      произведен в генерал-поручики

за Дунаем

победа при Козлуджи

Москва                    назначен командующим 6-й Московской дивизией

 

всполохом:    ПЛЕНЕНИЕ ПУГАЧЕВА

                                  44 года

Урал

реки Большой и Малый Узень

Конвоировал Пугачева от Яицкого городка

до Симбирска

              45 год

Служба в Поволжье

Награжден шпагой с алмазами по случаю мира с Турцией

Смерть отца, спустя две недели рождение дочери Натальи

 

 

Санкт-Петербург, 46 лет, назначен командующим Санкт-Петербургской дивизией

 

Крым                                                назначен командующим Московской дивизией

Кубань, 47 лет                              назначен командующим Кубанским корпусом

                                  48 лет назначен командующим Крымским корпусом с сохранением командования Кубанским корпусом,

Днепр, 49 лет,

Новороссийск

назначен командующим пограничной дивизией Новороссийской губернии

первый разрыв с женой…

Астрахань, 50 лет, назначен руководить подготовкой экспедиции в Персидские ханства, командование войсками Казанской дивизии

                                    Церковное примирение с женой

 

  всполохом:    БОРЬБА ЗА ПРИСОЕДИНЕНИЕ КРЫМА К РОССИИ

Ейск, Кубань, 52 года     Назначен командующим Кубанским корпусом

степи                    53 года  

победа в урочище

Керменчик на р. Лаба

И на р. Ее

И снова Крым  награжден орденом св. Владимира 1-й степени и Золотой медалью «За присоединение Крыма»

 

Москва                 54 года, назначен командующим 6-й Владимирской дивизией.

                               Окончательный разрыв с женой, рождение сына Аркадия…

Жизнь в имениях

под Владимиром и Суздалем,

с. Кончанское Новгородской губернии, 55 лет, назначен состоять при 1-й Санкт-Петербургской дивизии

 

всполохом:    ВТОРАЯ РУССКО-ТУРЕЦКАЯ ВОЙНА

                                      56 лет, произведен в генерал-аншефы, назначен состоять при 3-й дивизии Екатеринославской армии

Кременчуг,

Херсон, Кинбурн, 57 лет, назначен командующим Кременчугской дивизией, разгромил турецкий десант на Кинбурнской косе. Дважды ранен в ходе сражения, награжден орденом св. Андрея Первозванного

Днепровско-

Бугский лиман, 58 лет, участвует в отражении наступления турецкого флота, ранен пулей в шею при отражении вылазки гарнизона Очакова

Петербург, 59 лет, участвует в торжествах по случаю взятия Очакова

Яссы,                             назначен к части войск бывшей Украинской армии, расположенной в Молдавии

Победа при Фокшанах,

Победа при Рымнике

возведен в графское достоинство Священной Римской империи, награжден золотой шпагой с алмазами с надписью «Победителю визиря», возведен в графское достоинство Российской империи с наименованием «граф Суворов-Рымникский»,  награжден орденом св. Георгия 1-й степени, назначен шефом Фанагорийского гренадерского полка

Через 22 года в этой реке Рымник в мирное время погибнет единственный сын Суворова…

 

Румыния, Молдавия, 60 лет,  совершил поход с корпусом под Бухарест, вернулся в Молдавию, назначен командующим войсками под Измаилом

 

Штурм Измаила,

Яссы,

 

Санкт-Петербург, 61 год, пожалован подполковником лейб-гвардии Преображенского полка

 

всполохом:    СТРОИТЕЛЬСТВО КРЕПОСТЕЙ

Финляндия  осмотр границы, строительство укреплений на русско-шведской границе

                                   62 года, назначен главнокомандующим Финляндской дивизией,  Роченсальмским портом и Саймскою флотилиею.

Екатеринослав,

Таврия,

Одесса                         Назначен командующие войсками в Екатеринославской губернии и Таврической области. Поручено строительство укреплений на юге

Причерноморье, 64 года, руководит строительством укреплений на Тамани, в Крыму, по Днестру и берегу Черного моря

 

всполохом:    НОВАЯ ПОЛЬСКАЯ КАМПАНИЯ

Подолия,

победы под Двинском,

при Кобрине, при Крупчице,

под Брестом, под Кобылкой,

штурм предместья Варшавы Праги, пожалован в генерал-фельдмаршалы,  назначен главнокомандующим русскими войсками в Польше

Санкт-Петербург, 65 лет, венчание дочери с графом Н. А. Зубовым, завершение окончательной редакции «Науки побеждать». Торжественная встреча в Санкт-Петербурге

 

Финляндия, осмотр пограничных укреплений

Тульчин, 66 лет, командование армией на юге России, назначен командующим Екатеринославской дивизией,

                        67 лет, отстранен от командования дивизией, отставлен от службы

 

                             всполохом:         ОПАЛА

Кобрин, затем

с. Кончанское,  начало ссылки

                                      68 лет,   повеление Павла I о снятии надзора и дозволении приехать в столицу

Санкт-Петербург…

 

 

Камера, до этого стремительно двигавшаяся по линии судьбы Суворова  от одного пункта до другого замедляет свое движение.

(В этих коротких остановках, в точках особо значимых побед, может быть, следует выписывать в уголке цифры числа войск под командованием Александра Васильевича и ему противостоящего противника, а особо значимые победы выделять величиной шрифта, цветом, музыкальным акцентом, особо можно указывать, где от Суворовской славы остались потом стоять памятники, школы, храмы, музеи…)

 

* Без ссылки — Старков

** с двумя звездочками  — Попадичев

*** Фукс

[1] В данном случае это не обычный Ведущий информационных программ, но яркое действующее лицо. Часть нашей драматической фрески. Его должен играть актер, молодой, темпераментный, верящий в слова, которые произносит. Если говорить о каких-то аналогах, то можно вспомнить «Эвиту» с Бандеросом в подобной роли.

Снобы обязательно скажут про всё это, что это «китч», мы же вспомним о Довженковской традиции.